Читаем Записки о Шерлоке Холмсе полностью

На вилле Лэшин есть гостиная, где хозяева обычно проводят утро. Она находится со стороны, обращенной к дороге; застекленные раздвижные двери выходят на лужайку. Ширина лужайки – тридцать ярдов, от дороги ее отделяет только невысокая стена с железной оградкой поверху. В эту комнату и направилась миссис Баркли после собрания. Шторы были подняты, потому что хозяева редко бывают там вечерами, но миссис Баркли сама зажгла лампу и позвонила в колокольчик, чтобы Джейн Стюарт, горничная, принесла чашку чаю. Все это шло вразрез с обычными привычками хозяйки. Полковник сидел в столовой, но, услышав, что жена вернулась, присоединился к ней в утренней гостиной. Кучер видел, как он пересек холл и вошел в комнату. Больше полковника живым не видели.

Горничная принесла чай через десять минут, но у двери ее подстерегала неожиданность: хозяин и хозяйка ожесточенно пререкались. Горничная постучала – ответа не последовало; она даже попробовала повернуть ручку, но обнаружила, что дверь заперта изнутри. Джейн Стюарт, разумеется, кинулась звать кухарку, обе женщины вместе с кучером поднялись в холл и стали прислушиваться к ссоре, которая продолжалась с прежним неистовством. Все они свидетельствуют, что слышались два голоса – Баркли и его жены. Баркли говорил приглушенно, и его краткие реплики было невозможно разобрать. Яростный голос жены, напротив, поднимался до крика и тогда звучал вполне отчетливо. «Ты трус! – повторяла она вновь и вновь. – Как теперь все поправить? Как? Верни мне мою жизнь! Не хочу больше даже дышать с тобой одним воздухом! Трус! Трус – вот ты кто!» Разговор завершился отчаянным воплем, шумом падения и пронзительным женским криком. Не сомневаясь, что произошло нечто ужасное, кучер кинулся к двери и налег на нее плечом; женщина продолжала кричать. Кучеру, однако, не хватило сил взломать дверь, а от испуганных служанок не было никакой подмоги. Внезапно кучера осенило, он через дверь холла выбежал наружу и, обогнув дом, добрался до лужайки, куда выходили остекленные двери. Проникнуть в комнату ничего не стоило – одна из створок была распахнута (летом, как я понимаю, их обычно не закрывают). Хозяйка больше не кричала, она без чувств покоилась на кушетке, а несчастный вояка без признаков жизни лежал в луже собственной крови. Задранные ноги опирались о край кресла, голова – на полу, вблизи угла каминной решетки.

Убедившись, что хозяину уже ничем не поможешь, кучер, естественно, сразу кинулся открывать дверь. Но тут он столкнулся со странным и неожиданным препятствием: в замочной скважине не было ключа, не обнаружился он и в комнате. Кучер поэтому вышел тем же путем, что и вошел, и вернулся в сопровождении полисмена и медика. Даму (которую, естественно, заподозрили в убийстве) перенесли в ее комнату; сознание к ней не вернулось. Тело полковника положили на диван; помещение, где произошла трагедия, тщательно осмотрели.

Смерть несчастного ветерана вызвал удар по затылку: рваная рана длиной около двух дюймов была нанесена, очевидно, каким-то тупым предметом. Что послужило орудием – догадаться было нетрудно. На полу рядом с телом валялась необычного вида дубинка из твердого резного дерева, с костяной рукояткой. Полковник владел разнообразной коллекцией оружия, привезенного из стран, где ему довелось воевать, и полицейские предположили, что дубинка принадлежит к числу его трофеев. Слуги утверждали, что прежде ее не видели, но они могли просто не обратить на нее внимания, так как подобных диковинок в доме было полно. Больше ничего существенного полиция не обнаружила, хотя оставалось загадкой, куда делся ключ: ни у миссис Баркли, ни у жертвы, ни в комнате его не было. Дверь в конце концов вскрыл слесарь из Олдершота.

Так, Ватсон, обстояли дела во вторник утром, когда я по просьбе майора Мерфи поехал в Олдершот, чтобы помочь полиции в расследовании. Думаю, вы согласитесь с тем, что уже тогда случай представлялся не лишенным интереса, но после первых наблюдений я понял: он куда поразительней, чем я мог ожидать.

Перед тем как осмотреть комнату, я расспросил слуг, но узнал от них только то, что уже пересказал. Лишь горничная Джейн Стюарт вспомнила один любопытный факт. Как вы помните, она, услышав возбужденные голоса, сходила вниз за остальными слугами. По ее словам, пока она была одна, хозяин с хозяйкой разговаривали негромко; слов она не разбирала, о ссоре догадалась только по тону. Однако я настаивал, и она вспомнила: хозяйка дважды произнесла имя Давид. Это крайне важно для выяснения причин внезапной ссоры. Полковника, как вы помните, звали Джеймс.

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги