Читаем Записки о Шерлоке Холмсе полностью

Заглянув в договор, я тут же убедился, что дядя ни на йоту не преувеличивал его значение. Не вдаваясь в подробности, могу сказать, что в нем определялась позиция Великобритании по отношению к Тройственному союзу и намечалась ее дальнейшая политика в том случае, если французский флот в Средиземном море достигнет полного преобладания над итальянским. Документ касался исключительно военно-морских проблем. Заключали его подписи высоких сановников. Мельком просмотрев бумагу, я уселся ее копировать.

Документ, очень пространный, был написан на французском и состоял из двадцати шести статей. Я торопился изо всех сил, но к девяти было готово только девять из них. Стало ясно, что на поезд я не успею. Из-за набитого желудка, а также от усталости после длинного рабочего дня, веки у меня слипались, мысли путались. Чашка кофе помогла бы мне сосредоточиться. На первом этаже, в каморке у лестницы, всю ночь дежурит швейцар; он обычно готовит кофе на спиртовке для чиновников, оставшихся поработать сверхурочно. Я позвонил в колокольчик.

К моему удивлению, на вызов откликнулась женщина в переднике – немолодая, крупная, с грубым лицом. Женщина объяснила, что она жена швейцара и занимается уборкой. Я попросил у нее кофе.

Я переписал еще две статьи, и тут меня окончательно разморило. Я встал и, чтобы размять ноги, принялся мерить шагами комнату. Кофе все еще не было, и я не понимал, отчего случилась задержка. Решив это выяснить, я вышел за дверь. Передо мной лежал ровный коридор, тускло освещенный. В комнату, где я работал, другого пути нет. Коридор ведет к изогнутой лестнице, каморка швейцара находится в самом низу. На середине спуска имеется небольшая площадка, оттуда под прямым углом отходит другой коридор. Через него и еще одну лесенку можно добраться до боковой двери, которой пользуются слуги и клерки как кратчайшим путем на Чарльз-стрит. Вот набросок плана.



– Спасибо. Пока что мне все понятно, – кивнул Шерлок Холмс.

– Это чрезвычайно важно – пожалуйста, обратите особое внимание. Спустившись в холл, я обнаружил, что швейцар у себя в каморке крепко спит, а в чайнике над спиртовкой отчаянно булькает вода. Я снял чайник с огня и задул спиртовку, потому что кипяток брызгал на пол. Я уже собирался потрясти мирно спавшего швейцара за плечо, но тут у него над головой громко звякнул колокольчик, и он встрепенулся.

«Мистер Фелпс, сэр!» Швейцар изумленно воззрился на меня.

«Я сошел вниз, чтобы посмотреть, готов ли кофе».

«Я поставил чайник, сэр, но меня сморил сон».

Швейцар перевел глаза с меня на все еще дрожавший колокольчик. Во взгляде его росло недоумение.

«Если вы здесь, сэр, то кто тогда звонил?»

«Который это колокольчик?» – воскликнул я.

«От той самой комнаты, где вы работали».

Душа у меня ушла в пятки. Выходит, кто-то проник в комнату, где лежит на столе мой драгоценный договор? Я стрелой взбежал по лестнице, миновал коридор. Нигде, мистер Холмс, не было ни души. В комнате тоже было пусто. Все оставалось на своих местах, за исключением доверенных мне бумаг. Копия оставалась на столе, оригинал исчез.

Холмс приподнялся в кресле и потер руки. Я понял, что задача оказалась из тех, какие он любит.

– Что вы сделали дальше? – промурчал он.

– Я мгновенно сообразил, что вор поднялся по лестнице, ведущей к боковой двери. Иначе я бы непременно столкнулся с ним по дороге.

– А если он прятался все время в комнате или в коридоре, который, как вы сказали, был тускло освещен?

– Это совершенно исключено. Ни там, ни там не затаится даже крыса. Ни одного укромного уголка.

– Спасибо. Продолжайте, прошу вас.

– Швейцар, видя, как я побледнел, заподозрил неладное и последовал за мной наверх. Развернувшись, мы бросились к лестнице, ведущей к Чарльз-стрит, сбежали по крутым ступеням. Уличная дверь была прикрыта, но не заперта. Мы выскочили за порог. Помню отчетливо, что в это время часы на ближней церкви пробили три раза. Было без четверти десять.

– Это очень важно. – Холмс сделал пометку у себя на манжете.

– Стояла темень, моросил теплый дождичек. На Чарльз-стрит было безлюдно, но вдали, на Уайтхолле, как обычно, кишел народ. Как были, без головных уборов, мы припустили по тротуару и на дальнем углу наткнулись на полицейского.

«Ограбление! – выдохнул я. – Из Министерства иностранных дел похищен очень важный документ. Здесь кто-нибудь проходил?»

«Я стою здесь четверть часа, сэр, – отозвался полисмен, – и из прохожих видел только высокую пожилую женщину в шали „пейсли“».

«А, да это моя жена! – крикнул швейцар. – Другие не проходили?»

«Ни души».

«Значит, вор побежал в другую сторону». Швейцар потянул меня за рукав.

Но я на этом не успокоился. Попытка сбить меня со следа подкрепила мои подозрения.

«В какую сторону она направилась?»

«Не знаю, сэр. Я ее заметил, но следить за ней не было причины. Мне показалось, она спешила».

«Как давно это было?»

«Несколько минут назад».

«Меньше пяти или больше?»

«Нет, пять – самое большее».

Перейти на страницу:

Все книги серии Азбука-классика

Город и псы
Город и псы

Марио Варгас Льоса (род. в 1936 г.) – известнейший перуанский писатель, один из наиболее ярких представителей латиноамериканской прозы. В литературе Латинской Америки его имя стоит рядом с такими классиками XX века, как Маркес, Кортасар и Борхес.Действие романа «Город и псы» разворачивается в стенах военного училища, куда родители отдают своих подростков-детей для «исправления», чтобы из них «сделали мужчин». На самом же деле здесь царят жестокость, унижение и подлость; здесь беспощадно калечат юные души кадетов. В итоге грань между чудовищными и нормальными становится все тоньше и тоньше.Любовь и предательство, доброта и жестокость, боль, одиночество, отчаяние и надежда – на таких контрастах построил автор свое произведение, которое читается от начала до конца на одном дыхании.Роман в 1962 году получил испанскую премию «Библиотека Бреве».

Марио Варгас Льоса

Современная русская и зарубежная проза
По тропинкам севера
По тропинкам севера

Великий японский поэт Мацуо Басё справедливо считается создателем популярного ныне на весь мир поэтического жанра хокку. Его усилиями трехстишия из чисто игровой, полушуточной поэзии постепенно превратились в высокое поэтическое искусство, проникнутое духом дзэн-буддийской философии. Помимо многочисленных хокку и "сцепленных строф" в литературное наследие Басё входят путевые дневники, самый знаменитый из которых "По тропинкам Севера", наряду с лучшими стихотворениями, представлен в настоящем издании. Творчество Басё так многогранно, что его трудно свести к одному знаменателю. Он сам называл себя "печальником", но был и великим миролюбцем. Читая стихи Басё, следует помнить одно: все они коротки, но в каждом из них поэт искал путь от сердца к сердцу.Перевод с японского В. Марковой, Н. Фельдман.

Басё Мацуо , Мацуо Басё

Древневосточная литература / Древние книги

Похожие книги