Читаем Записки охотника полностью

Стихотворный эпиграф принадлежит самому Тургеневу. В рукописях он был пространней и продолжался еще на 9 1/2 строк. Впервые стихотворение опубликовано целиком Н. Л. Бродским (см.: Свиток. № 2. М., 1922, С. 117). По предположению Н. Л. Бродского, эпиграф был сокращен редакцией «Современника» по той причине, что в нем была «некая обвеянность славянофильством, чувствуемая в облике русского простолюдина, нарисованного Тургеневым, представление его аполитическим, не стремящимся к „разумной воле“». С большей вероятностью можно предположить цензурное или автоцензурное происхождение этого усечения: в беловом автографе слова: «другой, разумной воли» зачеркнуты карандашом и заменены отточием.

Цензурные увечья, нанесенные очерку при публикации его в «Современнике», хорошо видны при сличении автографов с окончательным текстом. Устранено было сравнение грибов с монахами. Вместо: «бабы с длинными палками в руках бредут на богомолье» пришлось печатать: «бабы с длинными граблями в руках бредут в поле»; снято упоминание «пестрого шлагбаума (как символа государственной власти) и определение весны как «поры возрождения, молодости и надежд…». После слов: «вы все-таки любите природу» (с. 258 наст. изд.) в автографах читается: «и свободу». Цензура не пропустила в журнал описание «помещичьей» кареты с торчащей из окна «пухлой» подушкой и с забрызганным грязью лакеем на запятках. Из всех этих искажений в «цензурной» рукописи для отдельного издания 1852 г. Тургенев устранил только последнее (за исключением слова «пухлой»). Все другие доцензурные чтения им не восстанавливались. Не восстанавливаются они и в настоящем издании, в том числе слова: «и свободу», вводившиеся во многие прежние советские издания. Указание М. А. Шелякина, что вариант «и свободу» будто бы зачеркнут в «цензурной» рукописи цензором Львовым (Орл. сб. 1955. С. 418), ошибочно: в очерке «Лес и степь» Львов не сделал ни одной помарки, а слова «и свободу» в «цензурную» рукопись даже и не были вписаны.

Гениальная пейзажная лирика Тургенева, наполняющая заключительный очерк книги и ставшая хрестоматийной, не могла оставить равнодушными читателей и критику. Анонимный автор «Обозрения русской литературы за 1850 г.» относил «Лес и степь» к таким рассказам Тургенева, в которых «вы до того сочувствуете истине всего рассказываемого, до того верите каждому малейшему описанию природы, что кажется, будто вы сами проходили по всем описываемым автором местам, чувствовали то же, что и автор, и поручили ему записать ваши ощущения» (Современник. 1851. № 8. Отд. III. С. 57). Сочувственным был и отзыв Ап. Григорьева: «…особенно замечательны у г. Тургенева три превосходные страницы, названные им „Лес и степь“» (Москвитянин. 1851. № 6. С. 279). Эти страницы критик считал проникнутыми «истинно поэтическою симпатиею к природе» (Отеч. зап. 1850. № 1. Отд. V. С. 18).


ДОПОЛНЕНИЯ


ЧЕРНОВЫЕ РЕДАКЦИИ


Большая часть уцелевших черновых и беловых автографов «Записок охотника» хранится в отделе рукописей Государственной публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина. В «Отчете императорской публичной библиотеки за 1885 год» (СПб., 1888. С. 70-71) они перечислены в разделе «Приобретения библиотеки», куда поступили «от П. М. Третьякова в Москве» (Там же. С. 72). Сведениями же о том, когда и каким образом оказались эти рукописи у знакомого Тургеневу собирателя картин, никто до настоящего времени не располагал.385 «Старый портфель с разными ненужными бумагами», среди которых, по словам автора «Записок охотника», сказанным им в беседе с Н. А. Островской в 1873 г., находилось и несколько набросков незавершенных рассказов и очерков,386 — реальность, упомянутая под другим названием в письме Тургенева из Москвы в Спасское-Лутовиново к управляющему Н. А. Кишинскому от 21 июня (3 июля) 1872 г.: «Еще одно: отворите брату ящики моего письменного стола; он возьмет оттуда рукопись „Записок охотника“, которую я обещал г. Маслову». О каком автографе — черновом или беловом — и какого именно рассказа (одного или нескольких) идет тут речь, сказать затруднительно.

Судьба других автографов «Записок охотника», остававшихся в «старом портфеле», также неясна. Ни один из них не упомянут среди 35 рукописей Тургенева, вывезенных Я. П. Полонским из его усадьбы.387 Нет никаких сведений о «старом портфеле» и в той части спасско-лутовиновского архива писателя, которая оказалась у его наследницы и дальней родственницы О. В. Галаховой, а затем в Тургеневском музее.388


Некоторые неучтенные данные об автографах «Записок охотника», часть которых была приобретена после смерти их автора П. М. Третьяковым в Москве и затем поступила от него в Публичную библиотеку, приводятся в настоящем сообщении.

Выходившая в Москве газета «Русский курьер» поместила 21 сентября (3 окт.) 1883 г. (№ 187) на первой странице крупным шрифтом следующее объявление:

«Собственноручная рукопись

(автограф)

И. С. Тургенева

Перейти на страницу:

Все книги серии Записки охотника

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза