Записки певца. Воспоминания прославленного тенора, артиста оперы Мариинского театра, участника «Русских сезонов» Сергея Дягилева в Париже и Лондоне

Меня поразила прежде всего «сделанность», разработанность этой партии Шаляпиным. Не сталкиваясь профессионально с театром, я не представлял себе ее элементов. Ф.И. их замыслил и выполнил.

Общий замысел (по его собственным словам) состоял в том, чтобы найти, от чего оттолкнуться в этой роли. Он «оттолкнулся» от «каменности» ассирийских изображений. Особенно характерны при этом – руки (четыре пальца сложены вместе и смотрят прямо – ладонь раскрыта, – пятый палец, большой, по отношению к ним – под прямым углом. Вся рука часто согнута в локте и в таком согнутом виде движется либо внутрь – к телу, либо наружу – в сторону от тела).

Сразу поразила и меткость его сценического образа. Не говоря уже о дивном костюме, сандалиях и проч., узнать его под гримом было совершенно нельзя: густо черен, большая борода с бирюзой поперек, глаза, ярко-красные, толстые губы.

Движения его – как у зверя, – походка, при остановке быстрый поворот, объятия «каменной» рукой, локоть под прямым углом… Пьет вино из огромной чашки (вернее – плошки), держа ее на ладони и поднося ко рту все тем же локтевым движением.

Необычайная спаянность движений с музыкой и ее ритмом: идет ли, вскакивает ли с места, останавливается ли, делает ли поворот, впрыгивает ли на колесницу, фиксирует ли взглядом Юдифь, отворачивается ли, взмахивает ли мечом, наносит ли огромным ножом смертельный удар, требует ли вина и т. д. Ну, просто удивительно!

И какая во всем точность расчета! Все он вымерил, все заранее сообразил… Наблюдаешь его не издали, а вблизи, в двух шагах от него, а – иллюзия… Берет ужас! И не можешь освободиться от ужаса и в следующих повторных спектаклях! Каждый раз – ужас!

А сцена безумного его опьянения… Дикий крик «Вина!..» с чашкой на ладони вытянутой руки… Пьет вино, не отрываясь от чашки… Взмах меча… Падение стола со всей посудой и скатертью…

Ритмическая пауза, как у зверя перед прыжком. Всеобщее оцепенение… Еще взмах. И полный хаос на сцене… Все бежит, кто куда… Олоферн остается один. Около него лишь его верный Вагоа. И наконец, его невероятные по силе слова: «Не вижу!.. Свету!.. Свету!..» И он падает…

Какой это изумительный работник сцены! У него не только его роль сработана и отшлифована (ничего лишнего, ни прибавить, ни убавить, всего в меру), но он умел и весь спектакль превратить в единое прекрасное целое. Все мы вокруг него подтянуты, все мы – трепет, все изо всех сил стараются, чтобы вышло в общем, в целом.

Совершенно исключительное и неописуемое напряженное праздничное настроение! Никогда и ни с кем и ни в каких других спектаклях, кроме шаляпинских, я не переживал ничего подобного.

«Юдифь» прошла несколько раз. Меня неизменно назначали в ней участвовать…

Боевое крещение вне театра

Судьба, начавшая с первых же шагов меня баловать в Мариинском театре, решила побаловать меня и вне театра.

В Петербурге устраивались великолепные симфонические концерты А.И. Зилоти[23]. Оркестр Мариинского театра. Дирижировал или сам Зилоти, или приезжие заграничные дирижеры – преимущественно немцы (Мотль, Никиш, Вейнгартнер, Менгельберг).

Тонкая, развитая, музыкальная публика… Цвет критики… Абонементы… В петербургском свете считалось хорошим тоном быть абонированным на концерты Зилоти.

И вот раз одна из виднейших артисток Мариинского театра – Е.И. Збруева (контральто) познакомила меня с А.И. Зилоти. Он предложил мне участие в декабрьском симфоническом концерте – исполнить небольшое, но ответственное теноровое соло в симфонии «Фауст» Листа. Предварительно, конечно, меня прослушал и, по-видимому, остался доволен.

Я с восторгом ухватился за предложение… Мне – «желторотому» – выступить в таком концерте в Дворянском собрании это, что называется, не фунт изюму. В театре мне многие, конечно, позавидовали… Я совсем уже потерял голову от радости, когда узнал, что в этом же концерте выступит и Шаляпин[24]. Ведь это значило, что концерт-то «монстр», – участвовать в нем – это удел не многих.

Трепетно ждал я репетиций. Они в концертах Зилоти происходили всегда утром.

Около одиннадцати появился Шаляпин… Аплодисменты, овация со стороны оркестра. Он – веселый, огромный. И белый-белый… Многократно во все стороны кланяется, благодарит за привет и, конечно, сыплет шутками.

– Извините, – говорит, – что малость запоздал. На проходившую красавицу загляделся. Глаз не мог оторвать. Обворожительна!

Репетицию своих «блох» Ф.И. провел вполголоса. Но я (да и все) и этим заслушались.

Но вот и вечер субботы. Я забрался в артистическую рано. Там уже сам А.И. Зилоти, жена, дети – барышни и юноши – пять человек. Удивительно ласковые, приветливые, воспитанные.

Каждому поручено какое-нибудь дело: кто ведает распределением оркестрантам нот, кто следит за тем, как публика, а кто ухаживает за отцом, который, конечно, волнуется.

Но вот и начало. Третий звонок, и все уходят. Я остаюсь один в артистической…

Оркестр начинает свой первый программный нумер. Я мог бы и пойти послушать у двери зала. Но нет… Волнуюсь очень. Однако не сидится. Прохаживаешься из угла в угол… Нервничаешь…