Записки певца. Воспоминания прославленного тенора, артиста оперы Мариинского театра, участника «Русских сезонов» Сергея Дягилева в Париже и Лондоне

Раздается военная команда: «Смирно… На краул…» Войска исполняют приказание… Звуки величественного «Коль славен» заливают пространство… Несколько минут остановки… Впечатление грандиозное, потрясающее… Ничего подобного не видывал и не воображал…

Подходят шеренги штатских людей, по-видимому, рабочих… Идут во всю ширину улицы… И перед каждыми двумя шеренгами по предводителю, «старшему»…

Вот процессия тронулась… Двинулись и войска под музыку похоронного марша… Мерно, «в ногу» идет вся толпа, подражая военным…

Все совершалось по особому плану, разработанному в деталях Временным правительством. На похоронах присутствовали все его члены…

Город был разделен на районы, и для каждого района был разработан как церемониал начала шествия, так и определенный маршрут процессии. Расчет был – сделать путь как можно более длинным, по всему городу…

Все районы кружным путем потянулись к Марсову полю, более или менее в центр его. Там – огромная братская могила.

Постепенно подходят районы, все с музыкой. Гробы снимают и по порядку ставят рядами в могилу.

Красные гробы на дне грандиозной могилы. Люди назвали ее «Красным Китежем»…

У могилы Временное правительство в полном составе. Речи… Пушечный салют… Прожекторы…

Церемония закончилась с темнотой. Она длилась целый день и поразила всех образцовым порядком. Никто никого не толкнул. Не произошло ни одного инцидента при движении миллионной толпы.

– Значит, можно же наладить порядок и своими силами, без вмешательства полиции и жандармов, – говорили многие.

И люди расходились по домам безумно усталыми, но успокаивающимися и окрыленными надеждой, что все «устроится» и «образуется».

Как бы дополнением к этому Дню 23 марта был и второй многознаменательный день 25 марта в Мариинском театре. Там на торжественном собрании в присутствии членов иностранного дипломатического корпуса произносили речи представители Временного правительства.

Небывалый энтузиазм толпы. Снова всеобщность и всенародность единого праздничного настроения…

Эти две грандиознейшие демонстрации сыграли тогда огромнейшую роль среди колеблющихся и растерявшихся от переворота. Всем стало казаться, что дело обстоит вовсе не так плохо – все в самом деле наладится. Надо только иметь терпение и выждать, во что все это выльется.

В атмосфере относительного спокойствия стали проходить дальнейшие собрания работников Мариинского театра. Избранный комитет проявлял большую активность. Дело дошло до выработки основных положений автономии театра и о форме отношений с комиссаром Временного правительства.

Нашлись, впрочем, люди, которые не верили возможности вести театральное дело при помощи коллектива и тогда же начали постепенно от театра отходить, тем более что жизнь в театре оборвалась, спектакли прекратились, и неизвестно на сколько времени.

Между тем жизнь свое брала. Дороговизна и нехватки росли. Жалованья и средств не хватало…

Я много раз пытался рассказывать про то, что произошло потом, но убедился, что это совершенно не в моих возможностях. Да это и не нужно. Об этом столько уже раз и с большими подробностями рассказано другими людьми и, конечно, гораздо лучше меня…

Я попробую всего лишь упомянуть кое о чем, запомнившимся на всю жизнь, преимущественно о том, что было связано с жизнью артистов.

Помню совершенно нелепое поведение замечательного артиста – трагика Мамонта Дальского. Он встал тогда во главе шайки грабителей, и она, называя себя «анархистами», занималась неслыханными разгромами богатых особняков…

На фоне других эксцессов, расправ озверевших низов с ненавистной интеллигенцией вспоминаю так называемую Измайловскую историю. Тогда только что организовавшийся Комитет запасного батальона лейб-гвардии Измайловского полка приговорил (!) своих артистов-солдат к ссылке на фронт в маршевой роте вместе с городовыми и жандармами старого режима…

Эта затея, правда, не удалась. По крайней мере, часть артистов-измайловцев решила защищаться и, воспользовавшись распространенными тогда действиями «явочным порядком», сама себя перевела из гвардии в пехоту – в 171-й пехотный полк, стоявший в Красном Селе… Поступок явно незаконный, вне всяких правил. Но что же было делать?.. Защиты не было.

Временное правительство вынуждено было потом признать это «законным» и всех вообще артистов из всех полков причислить к запасному батальону 171-го полка…

Вспоминаю, как несколько позже, когда вновь открылись театры и стали работать на новых условиях, – причем комитеты старались проводить везде принцип «уравниловки», т. е. все-де работники театра теперь равны и все получают одинаковое вознаграждение, – виднейший опереточный артист Монахов – это огромный талант и чрезвычайной популярности: спектакли с его участием всегда делали полные сборы, – весьма простым образом доказал всем вообще театральным комитетам неприемлемость такого принципа.