Zeckendorf

Будучи молодым, иногда состоятельным разведенцем, я вел активную светскую жизнь. Особенно мне нравились изысканные рестораны, а любимым местом ужина был потрясающий отель "Ритц Карлтон". Если бы он сохранился до наших дней, этот отель был бы объявлен национальной достопримечательностью, но Гарвард продал его братьям Урис, которые заменили его одним из своих офисных строений в виде свадебного торта. За пределами Нью-Йорка было несколько отличных ресторанов, таких как Round Hill и Beaux Sejours на Лонг-Айленде, где подавали лучшую утку в Америке. Однако самым лучшим заведением был "Птица и бутылка" в Гаррисоне, штат Нью-Йорк. Это был особняк XVIII века, принадлежавший богатому производителю лекарств, который держал неподалеку ферму по разведению крупного рогатого скота и молочных продуктов. Особняк прекрасно сохранился, поскольку в нем до сих пор сохранились оригинальные широкие балки и полы, настеленные вручную, и обставлен он был старинной мебелью. В доме было множество открытых каминов, а за столом сидели печеночные сервировщики. Там, за уединенным ужином у камина, можно было получить изысканно приправленный суп из черных бобов или биск из креветок, стейки из черного ангуса, подобных которым я не видел до сих пор, а также фруктовые пироги по сезону с густым натуральным кремом, который можно было резать ножом. Все подавалось в оловянной посуде. За ужином следовали грецкие орехи и портвейн, причем портвейн подавался в графине, который играл песню, пока его наливали. С наступлением депрессии "Птица и бутылка" превратилась в буфет, но на пике своего развития это был самый замечательный ресторан в мире. Единственным местом, которое могло сравниться с ним, была старая гостиница Stage Coach Inn в Локуст-Вэлли на Лонг-Айленде, которая процветала в конце двадцатых - начале тридцатых годов и подавала такой огромный коктейль из чашек со стременами, что мужчина мог выпить только две, а может, и три, и при этом ходить.

В сезон скачек мы группами ездили на выходные в Саратогу. Там, после дневных скачек, незаметно работающие игорные казино заботились о вашем вечернем времени и деньгах. Старый отель "Юнайтед Стейтс" ( ) с величественным крыльцом и прекрасными номерами роскошно размещал нас - одних с женами, других с дорогими друзьями. Снова став холостяком, я посещал эти места так часто, как только мог, и часто, когда не должен был.

Однако к концу 1930-х годов я практически забросил одно занятие - бридж. Благодаря доктору Морису Луису, другу моего отца, я стал знакомым в Нью-Йоркском бридж-клубе. Я был достаточно хорош, чтобы время от времени играть с такими известными игроками, как Майк Готлиб, Ли Лэнгдон и Освальд Джейкоби. Ставки в этих играх составляли доллар за очко, чего я не мог себе позволить, но несколько членов клуба синдицировали мою игру в бридж (так же, как некоторые инвестиционные банкиры позже синдицировали мои проекты по недвижимости). Мне нравилась компания и легкий гламур этих турниров, но когда я обнаружил, что просыпаюсь по ночам и переигрываю руку, я решил, что мне придется либо заняться бриджем на полную ставку, либо бросить его. То же самое можно было сказать и об азартных играх, которые так же увлекали меня. Отныне я направил свои силы на операции с недвижимостью, где заменил азартные игры спекуляциями.

Между тем многие десятки бизнес-проектов, схем и переворотов, с которыми я боролся, хотя и отнимали у меня время и энергию, но, похоже, ни к чему не приводили. Во время депрессии, помню, я как-то посмотрел на страховку жизни на сумму 200 000 долларов и подумал, не стою ли я для своей семьи больше мертвым, чем живым. Но такие мысли были редкими и краткими.

К 1938 году я почувствовал, что все, что я делаю в брокерском бизнесе, - это карабкаюсь по прямым стенам. Когда солидная, хотя и не очень прибыльная фирма Webb & Knapp предложила мне партнерство, я согласился.

 

От подмастерья к мастеру

Когда я был еще мальчишкой в штанишках на коленях, в Нью-Йорке приняли новую серьезную меру по борьбе с загрязнением окружающей среды. В городе запрещалось использовать паровые двигатели; вместо них должны были использоваться электрические. Компании New York Central было приказано замостить железнодорожные пути (от Девяносто шестой до Сорок пятой улицы), которые вели к Центральному вокзалу. Последовавшие за этим ремонтные и косметические работы привели к появлению Парк-авеню и земельному буму. Как только Парк-авеню была создана, умные застройщики начали выстраиваться в очередь, чтобы получить право аренды и построить роскошные апартаменты на месте, которое когда-то было железнодорожными дворами и полосой отвода. Владельцы и управляющие Central, которые поначалу активно сопротивлялись этой перестройке, теперь оказались счастливыми обладателями сказочной империи недвижимости. Железная дорога не занималась развитием как таковым, а сдавала свои земли в аренду строителям и девелоперам.