Земли обетованные

У Франка и Елены было почти все для счастливой совместной жизни, не хватало только одного – откровенности: Франк не хотел признаться, что он беглец и возвращение на родину ему навсегда заказано, разве что он решит закончить там свою жизнь в тюрьме; Елена скрывала, что ненавидит коммунизм и его приспешников и мечтает лишь об одном – попасть во Францию и получить там политическое убежище. Они инстинктивно умалчивали об этих проблемах, грозивших разрушить их общее будущее, полагая, что ложь умолчания не такой уж великий грех – достаточно выражаться тактично и вежливо, соблюдая видимость согласия. Таким образом, каждый из них скрывал некую тайну, которая не сулила их отношениям ничего хорошего, будучи раскрытой, а напротив, привела бы к любовному краху; каждый боялся, что, разоблачив себя, обратит другого в бегство.

И, поскольку каждый знал, что обманывает другого, это положение вещей заставляло их обоих быть особенно предупредительными, так что внешне они казались прекрасной, дружной парой. Недаром говорят, что любовь зиждется на незнании.

Франк успешно играл роль скромного героя, взвалившего на себя тяжкую миссию – исправить ошибки отцов, посвятить свою жизнь беспощадной борьбе с империализмом и колониализмом, принесшими человечеству столько несчастий, и восстать против власти денег, которую восхваляли детям в школах как основу жизни в обществе и которая была на самом деле величайшим бедствием для человечества. Чтобы подкрепить примером свои убеждения, он упоминал иногда об интербригадах, которые сражались в Испании и потерпели поражение из-за глупости и разногласий. Подобные рассуждения убеждали Елену в правильности ее выбора: она не ошиблась, сблизившись с этим молодым французом-идеалистом; конечно, это нельзя было назвать своей первой и последней любовью, но Франк ей очень нравился. Свою единственную любовь она оставила в Праге и знала, что им уже не суждено встретиться, потому что она никогда не вернется на родину. Разрешение покинуть Чехословакию получила только она одна: ни ее возлюбленному, ни ее родителям никогда не выдали бы выездную визу – они служили некоторым образом заложниками, гарантирующими ее возвращение в страну. Но Елена поставила крест и на родных, и на своей единственной любви, выбрав свободу.

Теперь Франку предстояло служить ей проводником в мир свободы, поскольку обратный путь был невозможен.

Итак, если исключить двойное умалчивание о своих тайнах, Франк и Елена прекрасно ладили друг с другом, очень много работали – она в больнице «Парнэ», у Люсьена, он в своем институте – и регулярно встречались только тогда, когда Франк бывал в столице; однако он без конца разъезжал по стране, а у нее был скользящий график работы. Елена несколько раз заводила речь о том, чтобы переехать в его огромную квартиру на улице Жерико: «Тебе это было бы выгодно, разве нет? Да и я могла бы сэкономить на своей квартплате, если бы мы сложились, – очень уж мало я получаю. Кроме того, я могла бы вести хозяйство и заботиться о тебе». Дважды Франк уклонялся от решения, но на третий раз уступил, сказав: «Ладно, перевози ко мне свои вещи». Таким образом, Елена поселилась у него. Они походили на новобрачных. Теперь их жизнь омрачало только одно: Елена непременно хотела готовить еду, хотя у нее начисто отсутствовали кулинарные способности.

В воскресенье, 21 июля 1963 года, ближе к полудню, в дверь позвонили. Елена открыла: перед ней стоял Марсьяль, дрожащий, перепуганный. Он хотел поговорить с Франком.

– Но Франк в Тебессе или где-то еще в тех местах.

– А когда он вернется?

– Через неделю или больше. Он никогда не знает точно. Позвони завтра в институт, они тебе скажут.

– Ну, тогда мне крышка!

Елена впустила его в гостиную, и Марсьяль рухнул на стул, у него тряслись губы. Она принесла анисовку, он залпом выпил две рюмки, одну за другой, и рассказал о своем несчастье. Этим утром он, как всегда, наводил порядок в витрине своего магазина, как вдруг появился алжирец, которого он знал только в лицо, бывший офицер ФНО; войдя, он осмотрел все полки так, словно оценивал товары, объявил, что теперь этот магазин принадлежит ему, и выложил на прилавок пачку документов, которые Марсьяль должен был подписать. На сборы ему оставили одни сутки. В случае отказа офицер пригрозил обратиться к комиссару полиции – преданному другу партии, сообщить, что Марсьяль был членом ОАС, что он скрывает это с намерением совершить теракт, и его немедленно арестуют. В заключение офицер намекнул ему на то, как полиция поступает с бывшими оасовцами. Их спускают в подвал и как следует обрабатывают; они могут вопить сколько угодно, этого никто не услышит, и они никогда не поднимаются обратно. Так что для него же будет лучше, если он подпишет документы и быстренько уберется отсюда к себе на родину.

Елена была потрясена; она и представить себе не могла, что подобные методы возможны в этой стране. Она решила было позвонить в Институт, но, поскольку они с Франком не афишировали свои отношения, не знала, удастся ли ей связаться с ним.