Земли обетованные

Елена сразу заметила, что Франк изменился. В тот вечер он вернулся домой непривычно замкнутый и упорно не отвечал на ее расспросы. А на следующий день не пошел на работу и даже не позвонил в министерство, чтобы предупредить о своем отсутствии. Вместо этого он вышел в сквер Нельсона с русской книгой под мышкой, сел на скамейку, положил книгу на колени, но так и не открыл ее. Елена искала его по всему городу, даже зашла к Марко, но и там никто его не видел; Франк вернулся домой поздно вечером и лег в постель, не сказав ни слова. Среди ночи Елена проснулась: он сидел в темноте и плакал. Она подсела к нему, взяла за руку.

– Франк, скажи мне, что случилось? Я ведь тебе друг.

И Франк сказал всю правду, все, что до сих пор скрывал от Елены. Она выслушала его, не прерывая.

– Я просто убит, – признался он. – Никак не могу справиться с этим несчастьем. Джамиля все время жила в уголке моего сознания, каждый день я думал о ней, лелеял надежду на нашу встречу, а теперь все кончено, я потерял ее навсегда.

– Тебе нельзя возвращаться во Францию, зато ты можешь начать новую жизнь где-нибудь в другом месте – в Италии, в Штатах.

– Нет. Парижский судья выписал ордер на мой арест. А это значит, что стоит мне пересечь границу, как меня арестуют, экстрадируют во Францию и осудят на двадцать лет тюрьмы. Что ж, я приехал в эту страну по политическим мотивам и не изменю своим убеждениям. Теперь это все, что у меня осталось.

На следующий день Елена позвонила Люсьену, сказала, что приболела, и попросила несколько свободных дней. Потом прошлась по алжирскому порту, все осмотрела, порасспросила прибывших и отбывающих пассажиров. В пятницу, 9 апреля 1965 года она приехала с одним небольшим чемоданчиком на морской вокзал совместной франко-алжирской компании и купила билет на теплоход в оба конца, готовясь сказать – если спросят, – что она намерена осмотреть Марсель и послезавтра вернуться в Алжир.

С некоторым страхом Елена предъявила на контроле свой единственный документ – удостоверение личности; ее паспорт был изъят посольством Чехословакии, как и у всех сотрудников из братских стран, но она разузнала, что по пятницам бóльшая часть контрольно-пропускных пунктов закрыта, а на остальных алжирские таможенники проводят досмотр спустя рукава.

Итак, она села на роскошный белый теплоход «Кайруан»[142], который отчалил в 13:45; морской переход был довольно унылым, на следующий день судно прибыло в Марсель. Проходя таможенный досмотр, Елена попросила политическое убежище во Франции.

Затем она отправилась в Париж и спустя какое-то время нашла работу в Неккеровской больнице.

* * *

Письменный стол психотерапевта завален книгами и журналами; сам он, в сером костюме, сидит на стуле и пристально смотрит на Сесиль, лежащую на кушетке. На ней бежевый свитер с высоким горлом и черные шерстяные брюки. Наконец она нарушает долгую паузу:

– В тот день я буквально ушла на дно, мне чудилось, будто меня засасывают зыбучие пески, но я была не в силах реагировать, металась по кругу, ждала звонка…

– От Франка?

– Шли недели одна за другой, а он был неуловим, как призрак. Я писала ему десятки записок и оставляла их у его брата и сестры; я стыдилась, но ничего не могла с собой поделать. Звонила ему по два-три раза в день; случаются такие моменты, когда приходишь в полное смятение и забываешь о гордости. Но вот однажды вечером он все-таки снял трубку и сказал: «Мне сейчас нужно уходить, позвоню тебе завтра». Ну и, конечно… – Сесиль пожимает плечами и долго лежит молча, погрузившись в воспоминания… Потом продолжает: – Я заподозрила, что у него появилась другая и он боится откровенно признаться в этом, но мне не хватало мужества преодолеть это испытание, я только и могла, что твердить себе: «Если он уйдет, я не буду жить дальше…»; в такие минуты кажется, будто есть только один выход – разом покончить с собой, чтобы все остановилось; инстинкт самосохранения бесследно улетучился, и я впала в другую реальность – нашарила в аптечке тюбик со снотворным, проглотила все таблетки и села на стул, спокойно ожидая конца… Через полчаса на меня снизошло какое-то цепенящее спокойствие, и я подумала: «Пусть он узнает, что убил меня». Собравшись с силами, я дотащилась до телефона и набрала номер Франка, уверенная, что сейчас услышу его голос… в последний раз. Но трубку снял его отец, я растерялась и спросила, нельзя ли поговорить… с братом Франка. А потом – пустота. Я очнулась в больнице «Кошен», где мне сделали промывание желудка. Это Мишель меня спас… но Франка я так и не увидела.

– Когда это произошло?