Земля теней

– Эллен всегда будет иметь успех – даже в браке с Эдуардом Милуордом, мама. Я отчасти восхищаюсь ею – но почему-то совсем не завидую своему зятю, хоть он и женился на даме, которой, строго говоря, не заслуживает. Надеюсь, он тоже сможет быть… счастливым.

– Не сомневаюсь, они с Эллен все решат к обоюдному удовлетворению. Знаешь, дорогой, если посмотреть на эту свадьбу еще и с другой точки зрения – то я очень рада за Эллен: она теперь вне досягаемости наших проблем. – Леди Грейвз вздохнула. – До сего дня, Генри, мы отчаянно боролись, чтобы не ударить в грязь лицом, и я жила в постоянном страхе, что перед самой свадьбой случится нечто ужасное. Но вот все трудности позади, Эллен стала женой богатого человека – очень богатого! Это помогло нам и весьма сильно – но теперь, мой дорогой, все деньги у нас с тобой закончились, осталось едва ли сто фунтов, и я не знаю, что будет дальше…

Генри попыхивал трубкой, глядя в огонь, и не отвечал.

– Мне не очень хочется задавать этот вопрос, Генри, но… не думал ли ты о том, что мы с тобой вдвоем обсуждали после похорон твоего отца?

– О, да, мама, думал – и очень много.

– К какому же решению ты пришел? – леди Грейвз принялась расправлять складки платья, чтобы скрыть волнение, с которым она ждала ответа.

Генри встал и выбил недокуренную трубку в камин. Затем он обернулся и заговорил тихо, но почти с яростью:

– Решение, матушка, заключается в том, что я, принимая во внимание все обстоятельства, должен попытать счастья. Я не знаю, согласится ли она – и по-прежнему думаю, что она будет глупой, если согласится – но я попрошу ее руки. Та, другая, исчезла, и лишь Небеса знают, где она теперь. Я не могу найти ее – возможно, это и к лучшему, иначе вся моя нынешняя решимость растаяла бы, как дым. А теперь, если вы не против, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Об окончании этого дела я непременно вам сообщу.

– Еще один вопрос, Генри. Ты поедешь в Монкс Лодж?

– Да, в пятницу. Я принял приглашение мистера Левинджера погостить там до вторника или дольше.

Леди Грейвз вздохнула с глубочайшим облегчением. Затем она встала, подошла к своему сыну и поцеловала его в лоб, пробормотав:

– Благослови тебя Бог, мой мальчик! Ты сделал меня счастливой женщиной – впервые за столько дней! Доброй ночи.

Генри обнял мать, зажег для нее свечу и долго провожал ее взглядом, пока она шла через холл. Казалось, даже походка у нее изменилась – так воодушевили ее слова Генри. В последнее время леди Грейвз ходила мелкими неуверенными шажками, почти робко – но теперь выступала с привычной для нее грацией и достоинством, высоко подняв голову.

– Бедная мама! – вздохнул Генри, возвращаясь в свое кресло. – Она многое пережила, и хорошо, что я могу ее порадовать. Господи! Если бы дело было только во мне – я бы давно уже сделал это, ради мамы! Джоанна… о, Джоанна, где же ты – и почему твой взгляд вечно преследует меня… Ну, где бы ты ни была – между нами все теперь кончено… моя Джоанна!

Генри закрыл лицо руками и громко застонал…

На следующее утро, когда Генри одевался, дворецкий, как это было заведено, принес ему почту. Генри вскрывал письма одно за другим и быстро просматривал их содержимое. Было несколько циркуляров, пара писем, связанных с поместьем, два приглашения на охоту и один счет от шорника, которому покойный брат делал заказ три года назад.

– Много бумаги! – бормотал Генри, разбирая циркуляры перед тем, как бросить их в камин. Внезапно из пачки циркуляров выпал довольно большой конверт обычной тонкой бумаги, надписанный незнакомым неровным почерком. Генри поднял его и внимательно осмотрел, недоумевая, что это за послание.

– Интересно… еще один счет Реджинальда или очередное требование долга от его друзей? В любом случае, я не знаю отправителя и могу не читать его. Письма, которые так выглядят, вечно содержат какие-то неприятные известия…

Генри бросил письмо на туалетный столик и стал повязывать галстук, а потом полез за укатившейся под комод булавкой. Про письмо он вспомнил лишь тогда, когда стал расчесывать волосы – неточная надпись «сэру Г. Грейву» снова привлекла его внимание, и он распечатал конверт. Первые же слова, которые он увидел, были «ибо считаю порядочность первейшим долгом, к которому следует стремиться…»

– Ну вот, я так и думал! Еще одно наследство Реджинальда, наверняка внутри очередной счет!

Он уже занес письмо над камином, когда из конверта выскользнул еще один листок. Генри побледнел: этот почерк он знал. Это был почерк Джоанны Хейст.

– К какому же решению ты пришел?

Еще через пять минут он прочел оба письма и теперь сидел на кровати, безучастно глядя перед собой, словно человек, погруженный в глубокий транс. Просидев так довольно долго, он поднялся и тихо произнес, обращаясь к неведомой миссис Бёрд: