Земные ступени

Испанец, венгерец и лях,

И юноша томный, и старый

Усач, поседелый в боях...

Своею игрой бесконечной

Суровая прихоть сплела

Рассеянность доли беспечной

И скорбную бледность чела...

Мелькает-скользит вереница

Гонимых на пир пустоты —

Борьбой искаженные лица,

Клейменные жизнью черты...

И длится веселье без срока

В чертогах, не знающих сна,

Где в сумрачный час одиноко,

Срывалась, рыдает струна,—

Где, гостья из далей бездонных,

Колеблется ночь по углам

И светится в нишах оконных

Крестами белеющих рам...

СИРОТСТВО

Я в беге часа не один...

Со мной простор немых равнин,

Земная пыль, земная даль,

Их круг бессменный, их печаль...

Со мною был весенний свет,

Моих лугов роса и цвет,

И трепет вод, и шум листвы,

И пламя летней синевы...

Как был покой осенних дней,

Простор развенчанных ветвей,

Холодный пепел, прах, зола

Костров, что ярко жизнь сожгла...

Со мною будет сон зимы,

Печаль и холод белой тьмы

И — в краткий полдень — блеск снегов

Без рубежа, без берегов...

Как будет бодрствовать со мной

Глухой и дикий вихрь ночной,

И долгий вой, и свист его,

И скорбь сиротства моего!

ОТЧАЯНИЕ

Кругом весь день стояла тишина...

И будто в муке трудной замирая,

Кляня свой жребий, стыла грудь живая,

И каждый миг был миг мучительного сна.

К пустынным небесам струился дым долин,

Слагаясь в смерчи, в сумрачные зданья,

И каждый был в слезах, и каждый был один,

И трепетал от страха и незнанья...

Порою лист на землю упадал,

И, точно в час подкравшейся недоли,

С безумием в глазах, дрожал и стар и мал

В глухом огне своей последней боли...

И в ужасе, сковавшем все сердца,

Оцепенелый мир алкал освобожденья,

Разъятия железного кольца,—

Но не было ни смерти, ни рожденья.

ТКАЧ

Над докучной серой тканью,

Ткач упорный, я поник...

Верный темному алканью,

Тку — сплетаю с мигом миг...

Часто-часто за работой,

Чуть замедлишь, рвется нить...

Даже краткою дремотой

Страшно сердце осенить!..

Сир мой труд, узка основа...

Мои челнок проворен, скор...

Вспыхнул день, и тку я снова

Незатейливый узор...

Долго ль мне в докучной доле

Тратить трепет слабых сил,

Знает только Тот, Кто в поле

Льну и рост и цвет судил...

Вечереет, и невольно

Тень сдвигается к станку...

Что-то грустно, что-то больно —

Уж не саван ли я тку?

ОДИНОЧЕСТВО

Среди людей, я средь — чужих...

Мне в этом мире не до них,

Как им, в борьбе и шуме дня,

Нет в жизни дела до меня...

В дороге дальней им, как мне,

Тужить, блуждать наедине...

Мне в мой простор, в мою тюрьму,

Входить на свете одному...

Пока в пути не встанет грань,

Нам всем томительную ткань

Рукою сирой в жизни ткать —

Душою замкнутой алкать...

Звучит по разному у всех

Один и тот же стон и смех,—

На всех ткачей один станок,

Но каждый сир и одинок...

ЭЛЕГИЯ

Мысль в разлуке с вещим сном...

Сердце — в сумраке ночном...

Дождь пустынный за окном...

Свист за дверью, вой в трубе...

Век прожив в пустой борьбе,

Вспоминаю о себе...

Меркнет цвет и гаснет свет...

Ни тревог, ни мира нет...

В миге — много тысяч лет...

Точно я уж вечность жил,

Вечность сетовал, тужил,

Тайне вечности служил...

Ночь... И только мысль во мне,

С тьмой ночной наедине

Тускло тлеет в глубине...

Тьма... Лишь воет за окном

Все о том же, об одном,

Ветер в сумраке ночном...

МАRСIА EROICA[16]

                Tuba mirum spargens sonum

                Рег sepulchra regionum.[17]

                     Памяти Н. Л. Тарасова

В снежной пустыне, при бледной луне,

Мечется Витязь на белом коне...

Скачет с угрюмым Своим трубачом,

Машет в пустыню тяжелым мечом...

Глухо и скорбно серебряный рог,

В мертвом безмолвии белых дорог,

Будит полуночный дремлющий мир,

Сирых и скорбных зовет на турнир...

Дико и сумрачно конь Его ржет,

С дрожью таинственной клич узнает,

Рвется, трепещет, встает на дыбы,

Ждет не дождется разгула борьбы...

Глухо ответствуя, льется в простор

Пение труб, повторяющих сбор...

Искрится, зыблется лунная мгла,

Дрогнула полночь, вся ночь ожила...

В снежной пустыне, средь лунных огней,

Белые всадники гонят коней...

Слышится с запада посвист лихой...

Близится с севера топот глухой...

Мчатся-сдвигаются с пеньем рогов,

В скорбном побоище вихри врагов...

Снежным туманом дымятся поля...

Белым пожаром объята земля!

Только темнеет луна в небесах,

Только взрывает серебряный прах,

Грозно сойдясь — лезвием к лезвию —

Белая Конница в белом бою...

ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ

Проходит жизнь в томлении и страхе...

   Безмерен путь...

И каждый миг, как шаг к угрюмой плахе,

   Сжимает грудь...

Чем ярче день, тем сумрачнее смута

   И глуше час...

И, как в былом, солжет, солжет минута

   Не раз, не раз!

Мой дом, мой кров — безлюдная безбрежность

   Земных полей,

Где с детским плачем сетует мятежность

   Души моей,—

Где в лунный час, как ворон на кургане,

   Чернею я,

И жду, прозревший в жизненном обмане,

   Небытия!

НА ПОЛЕ ВАТЕРЛО

Склонись с тоскою всякое чело —:

Пасется Мир в равнине Ватерло!

Где до небес рычал сраженный лев,

Стоят теперь корыто, ясли, хлев,

Шумит трава, и, в час иных забот,

Проходит плуг, и бродит мелкий скот...

Где грозно смерть гнала свою метель,

Теперь пастух поет в свою свирель...

Что в гордом сне замыслил Человек,

Смела гроза, суровый меч рассек!

Что ж, сердце, с болью мечешься в груди!

Тужи, но знай — Пустыня впереди...

Умолкнет в мире всякая молва...

На все прольет свой скорбный шум трава,

Склонив к покою каждое крыло —