Зет

А поезд гудел и ехал по земле людей, где жизнь остановилась, и лишь начальники железнодорожных станций и стрелочники в тот день были в настоящей панике, и впервые за столько лет безупречной службы на железной дороге, думал начальник станции возле Папапули, с ним случилось такое: хоть телефоны звонили и все служащие докладывали, что траурный поезд прошел через их станции «без происшествий», только этот начальник станции возле Папапули, с утра пораньше позавтракавший курицей, которую переехал вчера экспресс, только он не успел заранее подготовиться и перевести стрелку, и поэтому траурный поезд пошел по другому пути, чуть не наскочил на товарный состав, но машинист вовремя затормозил, и поезд, проехав еще каких-нибудь двести метров, остановился; хотя гроб был привинчен, он качнулся в своей надежно запертой крепости; родственники прилипли к окнам; один чемодан упал с верхней полки; и гусеницы- жандармы так склеились друг с другом, что брало сомнение, отклеются ли они когда-нибудь; тут жандармскому офицеру на минуту померещилось, будто начался саботаж и хотят выкрасть труп; он немедленно дал своим подчиненным условный сигнал, и, как только поезд остановился, склеенные между собой жандармы стали отклеиваться и выпрыгивать из вагона на обе стороны железнодорожного полотна, но тут же увидели, что поезд трогается и идет задним ходом, а машинист делает им знак снова садиться, и тогда они поняли, что никакая враждебная сила им не угрожает; душа же, видя сверху эти неполадки, улучила момент, чтобы отдохнуть в фессалийской равнине на вязе, у подножия которого молодой пастух играл на свирели, завораживая змей, а начальник станции, убедившись, что поезд пошел по правильному пути, вздохнул с облегчением и позвонил куда следовало, усиливая гудение телефонных проводов, проходящих над Пенеем, гордой зеленой рекой, равнодушно взирающей на равнину, которая и после своего освобождения живет по-прежнему в кабале, и только река, думала душа, мечта фессалийцев, дает свободу мечтам, унося их к морю, только река, мечта равнинной жизни, расшитая вербами и платанами с плавающими в глубокой воде корнями, прежде чем влиться в море, вздрагивает и трепещет, как юноша; так и душа, прежде чем раствориться в облаке, может размышлять, покинув мертвое тело, и видеть картину мира, с которым вскоре предстоит ей расстаться. Теперь душа спустилась ниже, пролетела над Темпи, пролетела над Национальным шоссе и сахарным заводом, перед воротами которого стоял целый хвост грузовиков, полных сахарной свеклы, и достигла вокзала в Ларисе, через который поезд пронесся стрелой; мальчик, торговавший кислым молоком, в недоумении застыл с протянутой рукой, он не понял, почему крестьяне, подняв над головой вилы, угрожающе размахивают привязанными к ним красными платками, и подумал, что едет какой-нибудь министр из крупных фессалийских землевладельцев, которые часто становятся министрами, чтобы отстаивать свои интересы, и, возможно, поэтому маленький торговец еще больше надеялся, что поезд остановится; но тот пролетел пулей, оставив после себя лишь дым и связку выброшенных из окна газет, которая разорвалась у ног мальчика, как ручная граната, утренних газет, где сообщалось:

«В любом случае, как бы ни изучались и сквозь какую бы призму ни рассматривались события в Нейтрополе, никто не сможет оспорить, что они являются следствием поистине наглой коммунистической провокации. В противном случае разве жители Нейтрополя тронули бы кого-нибудь из коммунистов, собравшихся на митинг? Если бы не репродукторы, откуда неслись крайне провокационные лозунги, разве пришли бы в негодование от подстрекательства красных ораторов почитающие закон жители Нейтрополя, оказавшиеся возле здания, где проходил митинг? Но несмотря на все это, если бы коммунисты не попытались организовать демонстрацию во главе со смертельно раненым депутатом-коммунистом, разве произошли бы дальнейшие роковые события?

Ведь все это случилось именно после того, как руководители коммунистического митинга вопреки запрету решили организовать демонстрацию. Навстречу демонстрантам выехал грузовичок Янгоса Газгуридиса и, спускаясь по улице Спандониса, налетел на колонну людей, пусть даже преднамеренно, не случайно, как это утверждают коммунисты и члены партии Союз центра. Однако возникает вопрос: откуда знал Янгос, что коммунисты организуют демонстрацию и как мог он именно в это время напасть на них, ринувшись с улицы Спандониса на своем грузовичке? Разве не побоялся бы он, что его схватят и линчуют коммунисты? Но даже если предположить, что поступок его был предумышленным — как уже говорилось, красные убили его отца, — как же удалось ему, устремившись на толпу демонстрантов, нацелиться именно на депутата ЭДА, хотя тот и шел впереди?