Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

По дороге Манон молчала.

– Обожаю холмы. Иногда по четвергам я сопровождаю сына, когда он уходит на прогулку, – говорила Магали, – мы обедаем на Красной Макушке или у подножия Святого Духа… Однажды он показал мне издалека ваше… жилище… Как должно быть чудесно жить в старой овчарне, хотя, наверное, не слишком удобно?..

– Привыкаешь… У нас на кухне бьет ключ. Чистейшая студеная вода…

– Господи! – перепугалась вдруг Магали. – А не иссяк ли и он?

– Этим утром бил, как всегда…

Навстречу им попались два крестьянина, большими шагами поднимающиеся вверх, в сторону площади.

– Что происходит, госпожа Магали? – задыхаясь, накинулись они на мать учителя. – Вода больше не поступает в наши бассейны! Анж перекрыл ей доступ?

– Правду сказать, – отвечала им Магали, – я знаю только, что с фонтаном что-то случилось и все страшно беспокоятся…

– Беда! – вскричал Полит. – Как не вовремя! У меня тысяча кустов помидоров, которые я рассадил в конце июня… Вот будет катастрофа, не приведи Господь…

Они бросились дальше… Магали с Манон дошли до ворот кладбища.

– Что ж, здесь я вас оставлю?

– Да, сударыня. Благодарю вас. Спасибо.

Манон открыла тяжелую решетку, а Магали отправилась обратно, но, будучи любопытной, остановилась и вернулась назад, правда не доходя до ворот. Сквозь звучное стрекотание цикад она услышала мелодию, исполняемую на губной гармошке, и мелодия эта была танцевальная.

Она приблизилась к решетчатой ограде и отважилась бросить взгляд сквозь нее. Манон стояла на коленях спиной к ней; веселая мелодия странным образом нарушала кладбищенский покой. Магали сделала шаг назад, отошла подальше, снова остановилась и проговорила:

– Странная малышка… Очень странная… Но как хороша собой!

Поднимаясь в холмы, Манон увидела, что Батистина ждет ее наверху Бау. При известии о том, что деревня осталась без воды, та пустилась в пляс от радости… Затем захотела вернуться в деревню, чтобы посмеяться в лицо этим «любителям турецкого гороха», а если потребуется, еще и усилить действие «порчи» новыми проклятиями. Манон отговорила ее, сказав, что те способны поджарить ей ступни и что лучше некоторое время совсем там не появляться.

* * *

Манон несколько дней не спускалась в деревню и, как обычно, пасла коз, расставляла ловушки. Она была горда тем, что смогла выполнить свой долг, и свято верила в свою правоту, поскольку, без всякого сомнения, само Провидение открыло ей секрет родника, – правда, она все же задавалась вопросом, не кончится ли все это тем, что вода пробьется сквозь глиняную и цементную затычку, которую она поставила в спешке… Нельзя было исключать и того, что вода под землей каким-то образом вновь отыщет старое русло… Утром и вечером она наведывалась на обрыв над бассейном, чтобы убедиться: вода не вернулась. Опасения ее не оправдывались, прямоугольный бассейн из побелевшего на солнце цемента был пуст; вокруг него всегда дежурили два или три мальчишки, которым было поручено сообщить в деревню, если вода вернется; а пока этого не произошло, они охотились на ящериц, давили меж камнями сосновые шишки либо щекотали брюшко цикадам, чтобы заставить их петь.

* * *

В деревне царило подавленное настроение.

Что ни утро, Филоксен звонил в префектуру, которая обещала прислать специалиста из ведомства «Оснащение сельской местности», но запаздывала с исполнением обещанного, а ситуация между тем становилась час от часу все более угрожающей. Прекрасные овощи в огородах засыхали, забетонированные ямы и цистерны пустели, все, кроме цистерны Лу-Папе, который запер ее на замок, благодаря чему был в состоянии выделять по два литра воды в день на аперитив «нечестивцев».

Собравшиеся на маленькой площади кумушки посмеивались, глядя на бедного Анжа: отупевший от стыда, он непонятно зачем начищал медную трубу фонтана, словно думал, что этой заботой мог подвигнуть фонтан на возобновление его журчащей песенки.

Обычно всегда такой веселый, булочник решил свою проблему с помощью жуткого шантажа.

– Если хотите есть хлеб, несите воду! – цинично заявил он.

Вот почему один из крестьян каждое утро отправлялся с небольшим караваном, состоящим из трех связанных между собой веревкой и следующих друг за другом осликов, за «водой для хлеба», в Ле-Зомбре, к тамошнему фонтану.

Близнецы Англада, которые безнадежно ухаживали за кочанной капустой, каждый день с двумя ослами ходили по воду в Руисатель.

Что касается впавшего в отчаяние Уголена, тот целыми днями сновал между Розмаринами и Четырьмя Временами Года, сопровождая три груженные бочками повозки, которые Лу-Папе арендовал для него вместе с двумя их возницами-итальянцами.

Он выходил в путь на рассвете и весь день под палящим солнцем вышагивал во главе обоза, а вечером, когда итальянцы просили пощады для своих вьючных животных, совершал еще две ходки, таща за собой похожего на призрак мула Лу-Папе, чье тяжело дающееся продвижение вперед было не чем иным, как со дня на день откладывавшимся окончательным падением, от которого ему уже было не оправиться… По ночам Уголен разговаривал с «покойным господином Жаном».