Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

– Была бы не прочь. Но возможно, со временем я переменю свое мнение…

– Вам семнадцать?

– Еще нет. Почти шестнадцать.

– Я думал, вам больше…

– Это от жизни на свежем воздухе… Здесь привольно. А вот и родник Лорье.

Она указала на небольшое сооружение из плоских камней под корявым, очень старым лавровым деревом, накрытое большой каменной плитой: внутри него на поверхность земли протачивалась тонкая струйка родниковой воды, тут же теряясь в гальке.

Инженер подошел и опустил руки в воду.

– Здесь всегда столько воды?

– Да. Только после больших дождей поток чуть усиливается.

Инженер обследовал прилегающую территорию и сделал какие-то пометки на карте.

Учитель тем временем изучал камни, а Манон собирала пебрдай; вдруг появилась несущаяся быстрее зайца Бику – заново обретя свою хозяйку, псина одарила ее такими нежными проявлениями чувств, словно уже и не чаяла увидеться с ней когда-либо, что случалось всякий раз, когда они расставались хоть на час. Затем бросилась в кусты искать ужей и мышей.

Чтобы добраться до Фон-де-ла-Сер, крохотного родничка в Рефрескьер, пришлось пройти неподалеку от тайной пещеры. Манон отвела глаза от этого места и попыталась привлечь внимание спутников к другому склону лощины, говоря, что чаще всего пасет своих коз там, поскольку там трава дольше остается зеленой из-за большей влажности, но Бику, которую память не подводила, стрелой метнулась к пещере и восторженным лаем стала призывать хозяйку. Манон обеспокоенно позвала ее:

– Ко мне! Быстро!

Собака опрометью бросилась к ней, радостно запрыгала вокруг и даже попыталась тянуть ее за платье к роковому месту. Учитель удивился.

– Собака хочет показать вам что-то, – сказал он.

– Разумеется, – отвечала Манон, – зеленую ящерицу или тушканчика…

Но Бику уже умчалась к пещере и принялась скрести почву у терпентинного дерева, пересаженного Манон к самому входу в пещеру… Испугавшись, что все откроется, Манон достала из холщовой сумки пращу и стрельнула в собаку круглым камешком размером с дикое яблочко. Она сделала это только для того, чтобы напугать собаку, и старалась промахнуться, но, как назло, попала ей прямо в голову, видимо потому, что сама была слишком напугана. Собака с душераздирающим воем, усиленным эхом, кинулась в сторону Ле-Плантье; Манон с ужасом увидела, что она бежит не по прямой, а как-то вихляя.

Учитель с удивлением посмотрел на Манон:

– Вы ловкая, но жестокая. Я слышал, как камень попал ей в голову…

– Тем хуже для нее. Нужно было повиноваться, – проговорил инженер.

– Я уверен… – начал было учитель.

– А вот и Фон-де-ла-Сер, – прервала его на полуслове Манон.

* * *

К полудню обход источников был завершен. Когда они расставались на подступах к Красной Макушке, Манон протянула молодому человеку большой букет пебрдая, перевязанный веточкой дрока.

– Это для вашей матушки. Лучший пебрдай во всем краю… Особенно в рагу из крольчатины.

– Спасибо и от нее и от меня!.. Завтра утром состоится открытое заседание муниципального совета, и наш специалист доложит о ситуации. Вы придете?

– Возможно.

– Дорогой господин мэр, к сожалению, мне нечем порадовать всех этих славных людей, – проговорил инженер.

– Вот потому-то вы и должны самолично известить их о случившемся, – ответил Филоксен.

Они находились в кабинете мэра, с ними был и учитель.

– Понимаете, мне нужны их голоса, чтобы быть избранным, – продолжал Филоксен. – Так что не в моих интересах ошарашивать их дурными новостями. Тогда как вам все равно. Вам только и нужно донести до их сведения свои выводы.

– Но я сделал их для своего начальства, на научном языке, они ничего не поймут.

– Тем лучше. Убедятся, что была проделана серьезная работа, и у них появится надежда.

– Они дожидаются нас уже с полчаса, – вставил учитель.

Филоксен поднялся:

– Пойдемте!

Большой зал был до отказа заполнен; молчаливая толпа стояла за белой балюстрадой, с трех сторон ограждавшей стол. Советники мэра (Лу-Папе, Англад, Уголен, Памфилий, Казимир, булочник, Анж и мясник) неподвижно сидели за столом, поставив локти на зеленое сукно, которым он был покрыт, и скрестив руки.

Филоксен с некоторой торжественностью усадил специалиста из города подле себя, а учитель, исполнявший обязанности секретаря муниципального совета, поместился на конце стола, за стопкой регистрационных книг и папок. Он пробежался взглядом по пяти десяткам лиц, выстроившихся в линию за ограждением: собрались почти все мужчины и добрая часть женщин деревни – толстуха Амели, Берарда, Мьетта и даже Маринетта, служанка господина кюре, которую Филоксен рассматривал не иначе как в качестве «шпионки иезуитов». Тут же стояла и Манон. Волосы ее были стянуты голубой косынкой, которая очерчивала овал лица. Она стояла в первом ряду, положив свои загорелые руки на белый барьер. За ней возвышалась фигура господина Белуазо, увенчанная неподражаемой фетровой шляпой серебристо-серого цвета. Он, казалось, был очарован таким соседством, его ноздри подрагивали.