Железные амбиции. Мои победы с Касом Д'Амато

Вообще у Каса в доме было несколько стволов. Если кто-нибудь спрашивал, с чем связана его тревожность, он отвечал: «Предпочитаю быть слегка параноиком, чем слегка мертвым». Кас отвечал на телефонный звонок фальшивым, почти женским голосом: «Хел-ло-о-о-у!» И что бы ты ни делал, тебе не стоило производить никаких быстрых движений рядом с ним. Он моментально вскидывал руки, чтобы перейти в наступление. Ему ничего не стоило нанести удар даже спросонья. Когда мы готовились к важному поединку, он держал под подушкой нож. Если кто-то стучал в дверь, он подпрыгивал в постели и рычал, словно зверь, изготовившийся к прыжку: «Гр-р-р-р!» Спальня Каса являлась запретной зоной. Он устанавливал на дверь спичечный коробок, который падал, если ее открывали. Всем было интересно, что же Кас прячет в своей комнате, и мы пытались украдкой заглянуть туда, когда он выходил, но учитель всегда мгновенно закрывал за собой дверь, чтобы никто ничего не мог увидеть.

Вне стен его дома ситуация была ничуть не легче. Кас был из того старого поколения тренеров, которые никому не разрешали разговаривать со своими боксерами. Это объяснялось тем, что в те времена была распространена практика «перевербовки» бойцов в общественных спортзалах. Если Кас замечал, что ты с кем-то беседуешь, он начинал сходить с ума. Я даже не мог пообщаться с парнями, которые только что дрались со мной на ринге. Противник подходил поздравить меня, мы жали друг другу руки, а потом ко мне приближался Кас: «Ты знаешь этого молодого человека? Зачем ты с ним разговаривал?» Я отвечал: «Ну он просто показался мне славным парнем». После этого Кас начинал заводиться:

– Что ты имеешь в виду под словами «славный парень»? Он тебе нравится? Ты хочешь пойти с ним на свидание? Собираешься подарить ему цветы? Объясни мне, что значит «славный парень»?

Таким образом ребята сначала должны были пройти проверку у Каса, прежде чем поздравить меня.

Прожив вместе с Касом несколько лет, я уяснил, что он с одинаковой легкостью перенесет тебя на вершину мира или заставит ощутить себя полным ничтожеством. Когда он отпускал реплики вроде: «Ты позволяешь своему разуму взять над тобой верх», – я расшифровывал это как: «Ты кусок дерьма, обыкновенный слабак. Тебе не хватает дисциплины, чтобы стать одним из великих боксеров». Из его слов выходило, что, даже если у знаменитых бойцов кто-то похищал их сына или убивал мать, они все равно выходили на ринг драться, и этот поединок становился лучшим в их жизни. Великие боксеры не должны зависеть от своих чувств и эмоций.

Кас использовал для воспитательной работы примеры не только из бокса. Он любил рассказывать о Джуди Гарленд[112]. Актриса могла быть под кайфом от алкоголя, наркотиков, барбитуратов, чего угодно. Она могла выглядеть дерьмово, но продолжала делать свою работу, стиснув зубы. Такие великие артисты, как она, выходили на сцену прямо из больницы. Какая самоотверженность! Мне хотелось походить на таких людей. Парень мог находиться при смерти – и все равно выступать на ринге, борясь за жизнь.

Хуже всего было, когда Кас называл меня «жестянкой из-под томатов»[113]. Это старое боксерское выражение, обозначающее вечного неудачника, победить которого все равно что пнуть консервную банку на улице. А слово «томаты» навевает мысли о свинье, из которой хлещет кровь. Всякий раз, услышав от Каса такое в свой адрес, я принимался рыдать, поскольку понимал, что он хотел сказать: я – тупая задница, которую любой может треснуть или сбить с ног.

Был период, когда Кас стремился психологически сломать меня. Каждый день он нащупывал во мне слабину, чтобы задеть меня и заставить сомневаться в себе. Кажется, это началось, когда он увидел, что та уверенность, которую он сформировал у меня, неожиданно стала выходить из-под контроля. Тогда он мог мимоходом бросить что-то вроде: «Ты еще недостаточно силен духом, чтобы драться с этим боксером». И я был просто раздавлен такой оценкой.

Если я проявлял излишнюю самоуверенность, Кас умел быстро урезонить меня: «Кем ты себя возомнил? О, ты, наверное, думаешь, что превратишься в классного профессионала. Но если ты не слушаешь меня сейчас, то не будешь делать это и став профи, а значит, не бывать тебе крутым». На мои возражения: «Я ведь слушаюсь тебя, Кас! Что ты имеешь в виду? Что я такого сделал?» учитель объяснял: «Я видел, как ты ходил по дому в узкой одежде, она такая обтягивающая, что видны твои яйца и задница. Что это за чертовщина такая?» Мне оставалось в ответ лишь недоумевать: «Что? Мои яйца и задница? При чем здесь это?»

Иногда казалось, Кас выплескивает свой яд бесприцельно, словно вымещая на мне накопившийся негатив. Я, например, мог завтракать внизу, а он спускался и затевал со мной перепалку, обвиняя в предательстве. Создается впечатление, что Касу нравилось так поступать именно в те дни, когда я старался исправиться и не попадать в разные неприятности. Он обвинял меня в том, чего я не делал, а потом извинялся, чтобы посмотреть на мою реакцию.