Железные амбиции. Мои победы с Касом Д'Амато

Меня учили, что нет ничего лучше, чем стать чемпионом мира. В моем понимании это было величайшим достижением. Мы с Касом добивались этого с тех пор, как мне исполнилось тринадцать, мы шли к этой заветной мечте, проливая кровь, пот и слезы. Впервые, поставив перед собой цель, я смог достичь ее. После этого я сказал себе: «Нет ничего восхитительнее, чем быть на одной ступеньке с Джо Льюисом и Мухаммедом Али! Теперь весь мир знает, кто ты такой!» Но одновременно я почувствовал себя опустошенным. На меня часто накатывала тоска, и я думал: «Черт, вот бы Кас сейчас оказался здесь!» Порой мне казалось: «Кас хотел бы, чтобы я сделал так-то и так-то». Я пытался получать удовольствие от собственных достижений, но одновременно испытывал вину за то, что наслаждался своим успехом без моего наставника. Я ловил себя на том, что мне совершенно безразличны окружающие, и ужасался про себя: «Боже, кем я стал! Неужели это теперь я? Разве мне плевать на всех остальных и меня волнуют только деньги?» Меня стали одолевать демоны, поскольку деньги начали калечить мою душу. Превращать меня в дерьмо.

Джимми мечтал о том, чтобы встреча между мной и Майклом Спинксом состоялась. Хотя на тот момент у этого боксера не было чемпионского пояса, Джимми полагал, что его вполне можно считать чемпионом-преемником. Дело в том, что Спинкс отобрал титул у Холмса, а тот, в свою очередь, был истинным последователем народного чемпиона Джона Салливана[182]. Эти обстоятельства мотивировали меня, и к соревнованиям я смог снизить вес до 218 фунтов[183]. За день до боя я сказал журналистам: «Не в моих правилах проигрывать. Будьте уверены, что этот поединок не станет исключением. На этой планете нет никого, кто мог бы победить меня».

В такой непростой момент я продолжал играть роль высокомерного придурка. Я изо всех сил старался походить на Джека Пэланса[184] или Ричарда Уидмарка[185], переняв амплуа чванливого социопата. По моей просьбе мой выход на ринг сопровождался похоронным маршем. Я выглядел мрачным и пресыщенным жизнью. Но это был как раз тот образ, которого добивался Кас. Ему хотелось сформировать для меня имидж антисоциального чемпиона: «Смотрите на меня и трепещите! Я предам ваш мир проклятию забвением!» Да, я действительно устроил весь этот дерьмовый спектакль.

После того как я в первом раунде за 91 секунду размазал по рингу Майкла Спинкса, междоусобицы в моем окружении обострились. Мои женщины убедили меня подать в суд на Кейтона. Проблема заключалась в том, что Тайсон стал намного большей величиной, чем на это изначально рассчитывали Джимми и Кейтон. Он стал чрезмерно велик для них. Думаю, он был слишком велик даже для Каса. Всех в моем окружении обуяла жадность. Меня превратили в величину первого порядка, и теперь всем захотелось трахнуть меня, словно горячую смазливую сучку. Кас тоже в этом отношении не был идеален. Сначала он не смог разобраться с Паттерсоном, а после начал строить планы на меня. Как он собирался справиться с ситуацией на этот раз? Его одурачили и Кон, и Фугази, и Новембер, и в итоге он обанкротился. Все вели на меня охоту, просто Дон Кинг смог дотянулся первым. Если бы у Дона это не получилось, до меня добрался бы Боб Арум или кто-то другой. За обладание мной велась настоящая война, словно за курицей, несущей золотые яйца. После ухода Каса и Джимми мне стало наплевать на все и всех, поэтому я сказал: «Я пойду с тем, кто предложит мне самую высокую цену и даст все, что я захочу». Для меня это было похоже на игру. Все думали только о себе, поэтому и я был вправе поступать аналогичным образом – думать только о себе. Все мои друзья в Браунсвилле все равно либо были при смерти, либо уже умерли, так что я пытался напоследок повеселиться и пожить в свое удовольствие. У меня не было никаких надежд на то, что я смогу прожить долгую жизнь. Я никогда не забывал своего прошлого. И теперь я каждый вечер отправлялся в Браунсвилл.