По рассказам Джина Килроя, Международный боксерский совет дошел до того, что стал намекать на нетрадиционную сексуальную ориентацию Каса: «Был пущен слух, что он гей, что он такой-сякой. Было сделано все, чтобы унизить его. Но невозможно уничтожить репутацию такого человека в глазах нормальных парней из боксерского мира. Речь не о тех, кто целует задницы другим, а о нормальных, сильных духом парнях». Атаки на Каса продолжались и на другом фронте. Нат Флейшер в журнале
Кас продолжал критиковать постановление суда, которое позволяло Совету контролировать телевизионные трансляции боксерских поединков: «Поскольку Международный боксерский совет курирует единственные два национальных ТВ-шоу, он как монополист может исключать из программы трансляцию поединков всех тех, кто отказывается подчиняться его условиям. Я пытаюсь противостоять Совету, разоблачая его практику, в надежде что какой-нибудь независимый промоутер прекратит сотрудничество с одним из упомянутых шоу и тем самым обеспечит надлежащую конкуренцию. Как только такая конкуренция появится, менеджеры и их боксеры перестанут опасаться противостояния с Советом». Следующим шагом Каса в его долгосрочных планах войны с этой организацией было обеспечить себе боксерское ТВ-шоу. Эти намерения еще больше обостряли его и без того натянутые отношения с Советом.
Через некоторое время Кас опубликовал в еженедельнике Эдди Бордена объявление, занявшее целую страницу. Оно было озаглавлено так: «Послание от Каса Д’Амато». Текст был следующим: «Бокс, как и любое другое предприятие, будь то война, промышленность или шоу-бизнес, должен иметь пополнение. Моя профессия – бокс, и мне для моего предприятия необходима новая смена. Представляю «звезд» бокса завтрашнего дня, которые должны выступить подкреплением для ФЛОЙДА ПАТТЕРСОНА, чемпиона мира в супертяжелом весе». Далее следовал перечень девяти боксеров, подготовкой которых он руководил. Среди них числился Джин Эйс Армстронг, открытие года в среднем весе, который вызвал настоящую сенсацию в боксерском мире, одержав 13 побед подряд. В этом списке были также Джо Шоу, олимпийский чемпион в полусреднем весе, только что ставший профессионалом, и Джо Торрес. Объявление заканчивалось словами: «Мы принимаем предложения от всех промоутеров со всей страны». Реакция, однако, последовала весьма вялая. Между тем Кас был вынужден где-то добывать средства, чтобы обеспечивать тренировки своих боксеров.
Тем временем его трофей, Флойд Паттерсон, вел по существу монашескую жизнь, проводя все свое время в тренировочном лагере в отрыве от семьи. Кас решил обратить внимание на европейских боксеров и вышел на британца Гарри Левина. Деятельность этого промоутера курировал Джек Соломонс, который, в свою очередь, был связан с Норрисом. Гарри Левин приехал в США 3 февраля 1958 года, чтобы обсудить с Касом организацию поединка с участием Джо Эрскина, чемпиона Британии.
Пока Кас обсуждал проведение поединков в Европе, Норрис и Карбо встречались за закрытыми дверьми со своими приспешниками. 10 февраля 1958 года Норрис, Карбо и Билли Браун, антрепренер Madison Square Garden, прибыли в нью-йоркскую квартиру менеджера Хайми Уоллмана. Они собрались якобы для того, чтобы поговорить о чемпионском титуле в полусреднем весе, который стал вакантен после того, как Базилио победил Шугара Рэя Робинсона в среднем весе. Однако на самом деле основной разговор шел о поединке тяжеловесов Зоры Фолли и Эдди Мейчена, который должен был состояться в Калифорнии. Фолли и Мейчен были лучшими бойцами Норриса в этой категории. Хотя Норрис не позволил им драться с Паттерсоном сразу же после его победы над Муром, теперь он был расстроен отказом Каса от любых совместных проектов.
– Как нам затем поступить с победителем? – спросил Норрис Карбо. – Если бы только мы могли заставить Паттерсона драться с ним!
Карбо не нашелся что ответить. Они вернулись к разговору о ситуации в полусреднем весе. После нескольких коктейлей Норрис вновь поднял вопрос о чемпионском титуле в тяжелом весе – он был просто одержим этой темой. «Если бы только мы могли заставить Паттерсона драться с Мейченом!» – повторил он. На этот раз Карбо отреагировал, безапелляционно заявив: