Жемчужина короны

Уокер понимал мрачное, удрученное состояние Андре после последнего визита к Осборнам. И, хотя вины за собой он не чувствовал, все же догадывался, что Андре затаил к нему неприязнь. Когда он заговаривал с ним, Андре отвечал ему отрывисто и торопился уйти. Разве Уокер мог понять, что горькое чувство стыда заставляет Андре вести себя так? Юноше было стыдно, что Уокер оказался невольным свидетелем того, как обошлись с ним Осборны.

Чувствуя, что с Андре невозможно прямо заговорить о плане Баркера, Уокер решил действовать осторожно. Когда появился Андре, Уокер зазвал его к себе.

— Меня беспокоит забастовка, Андре, — начал он издалека. — Как подумаю, сколько детей и стариков остаются каждый день без хлеба... Какая-то горсточка людей вдруг берет все в свои руки, совершенно не думая о последствиях... Ты понимаешь, о чем я говорю? Ведь это просто несправедливо!

— Неужели?

— Я только высказал свое мнение, — сказал Уокер, скользнув взглядом по лицу Андре и тут же отведя глаза в сторону.

— Держи его лучше при себе. Рабочие пока обходятся пресными лепешками.

Уши Уокера запылали.

— Ну и чудак же ты, Андре, — сказал он, засмеявшись так, будто слова друга привели его в восторг, и похлопал Андре по колену. — Понимаешь, Баркер хочет поручить нам одно дельце. — И тут он вкратце изложил Андре план управляющего.

— На меня не рассчитывай, — ответил Андре.

— Я сам сказал Баркеру, что тебе неудобно, так как тебя знают все пекари. Ведь тебе и дальше придется с ними работать. Но, понимаешь, он настаивает.

— Ты меня не понял, — возразил Андре. — Дело не в том, «удобно» это мне или «неудобно». Просто я не стану штрейкбрехером.

Уокер ласково взял Андре за руку, его масленые глазки увлажнились, на губах заиграла улыбка.

— Мальчик, ну что за странные у тебя представления! Да ведь это скопище безответственных людей! Могут они дать тебе работу? Ну, скажи, какая тебе выгода от них?

— Ты знаешь, они получают гроши, — ответил Андре, освобождая руку. — Если они готовы бастовать и потерять даже эти гроши, значит, они уверены в правоте своего дела, значит, иного способа бороться у них нет. Ведь у многих из них есть семьи, которые будут голодать вместе с ними...

— Их водят за нос, Андре! Несколько агитаторов заварили эту кашу. Сами они люди темные... Андре, ты знаешь, я всегда готов помочь тебе. Но Баркер очень зол на тебя, поверь мне! Если ты пойдешь против него, я не ручаюсь за последствия. — И, многозначительно подняв брови, Уокер вынул из серебряного портсигара сигарету и сунул ее в рот. Он курил тот же сорт, что и судья Осборн.

— Я не нуждаюсь в твоей помощи, Арнольд. Я сам готов отвечать за себя. Иногда легче умереть или потерять все, чем пойти на подлость. О господи! Иногда надо быть честным.

Уокер вспыхнул, улыбнулся, чтобы скрыть обиду, а затем со словами: «Это мой кусок хлеба с маслом, мальчик, и я не могу им бросаться», — углубился в бумаги на столе.

Он не способен был понять, какое унижение пережил Андре у Осборнов. Он не понимал, что гордость юноши уязвлена и Андре отчаянно пытается восстановить свое попранное достоинство. Он не догадывался, что барьер, который существовал между рабочими и Андре в силу социального происхождения последнего, уже сломлен и Андре наконец «вылез из своей раковины».

Андре зашел к Джо посоветоваться. Оба понимали, что, если Баркер решится на этот шаг, забастовка будет сорвана. Пикеты продолжали дежурить, но рабочие были слишком неопытны, почти голодали, и они едва ли устоят перед натиском полицейских, если те начнут помогать штрейкбрехерам.

Вместе с Джо Андре отправился на митинг: там были Винчестер и другие бастующие. Андре слушал ораторов, но их слова не доходили до его сознания. «Да, я могу потерять работу, могу потерять все, — думал он. — Ну и что же из этого?»

Джо подошел и сел рядом с удрученным Андре. Он посмотрел на него, раз или два понимающе кивнул головой, словно подтверждал какие-то свои догадки.

— Ты не рассердишься, если я задам тебе один вопрос? Эта молодая леди... Только не сердись!.. Ты все еще встречаешься с ней?

— Нет, — сказал Андре и густо покраснел.

— Ты думаешь, она поймет твой поступок?

— Меня это больше не интересует. Мне никогда не следовало бы... не надо было даже близко подходить к ней! — сказал Андре и сам ужаснулся своим словам.

Джо почувствовал, что теперь они с Андре снова понимают друг друга и снова друзья.

«Унижения, одни унижения! — думал Андре, отодвигаясь, чувствуя, как слезы застилают глаза. — Можно ли любить человека, если так не уважаешь его?..»

В ту же ночь Уокер сорвал забастовку. Три машины с людьми на полном ходу врезались в наспех подкрепленные пикеты у ворот Новых пекарен. Пикетчики с проклятиями разбежались. Ворота тут же открылись, и машины въехали во двор.

Спустя некоторое время появился Баркер проверить, как идут дела. Кое-кто из пикетчиков все еще оставался на опустевшей улице, и Баркер, увидев, что его узнали, воскликнул веселым голосом: