Жемчужина короны

Елена села и приготовилась ждать. Через некоторое время светловолосая девушка снова вошла в комнату в сопровождении красивой брюнетки, которую, как вспомнила Елена, звали Бетти де ля Map. Девушки внесли высокую лампу на раздвижной никелированной подставке, и по тому, как бережно они внесли ее, как поставили и любовались ею, Елена поняла, что это, должно быть, очень дорогая вещь. Когда Елена тихим голосом выразила свое восхищение, блондинка бросила на нее быстрый, немного смущенный взгляд. Бетти де ля Map держала себя так, словно Елена не человек, а мебель, и даже не взглянула в ее сторону. Роскошная лампа, смущенная улыбка белокурой девушки, манеры Бетти де ля Map подсказали Елене, что в этой фирме работу ей не получить.

Девушки вышли. Вошел мистер Кининг, европеец лет сорока, с лысиной. Он вопросительно улыбнулся, посмотрел на Елену, взял со стола карточку с ее именем (секретарша записала его) и, сцепив пальцы рук, спросил, чем может быть полезен.

Елена сказала, что зашла предложить свои услуги, так как слышала, что фирме нужна стенографистка.

— Где вы работали раньше? — не глядя на Елену, с улыбкой спросил мистер Кининг.

— Я еще нигде не работала, — ответила Елена, подняв на него свой правдивый взгляд и чувствуя, как колотится сердце.

Он покачал головой.

— Нам требуется опытная стенографистка.

— Мне очень нужна работа. Я согласна свой месячный испытательный срок проработать бесплатно, — сказала девушка.

Ей показалось, что он немного смутился.

— Нет, я не могу на это пойти. Это было бы несправедливо по отношению к вам. Нам нужна опытная стенографистка, работа специфическая, — закончил он, явно рассчитывая, что слово «специфическая» отпугнет Елену. Затем он вежливо наклонил голову, давая понять, что разговор окончен, но не поднялся с места, как сделал бы, если бы перед ним была белая девушка.

Елена вежливо и сдержанно попрощалась и со спокойным достоинством, которое всегда приходило ей на помощь в такие минуты, вышла из кабинета. Проходя через контору, она ни разу не взглянула на белых служащих, провожавших ее любопытными взглядами, хотя и не побоялась бы встретить любой из этих взглядов.

— Ишь ты! Она и в самом деле считает себя не последней, — заметил кто-то, когда она ушла. — Кто она?

Почти машинально Елена направилась в собор — единственное ее прибежище в трудные минуты. Гулкое эхо, терявшееся под его сводами, грубые скамьи, отполированные лохмотьями бедняков, изображения святых, глядевших со стен с застывшим выражением благочестия, мерцание свечей — все это и собственные молитвы приносили успокоение. Она приходила сюда каждый раз, когда тоска по Андре становилась невыносимой, когда ее мать привлекали к суду за долги или судебный исполнитель требовал какой-нибудь очередной уплаты, и здесь всегда находила утешение. Но сегодня гнетущая боль и гнев отчаяния не проходили. Она даже не могла молиться.

В соборе стояла такая тишина, что слышен был шепот молящихся. Елена окинула взглядом стены с барельефами, изображавшими страсти господни, и вдруг увидела худую средних лет негритянку в потрепанной соломенной шляпке, стоявшую перед барельефами с молитвенно сложенными руками. Должно быть, прачка. Она торопливо шептала слова молитвы и робко, с угасающей надеждой глядела в глаза богу. Или Елене так показалось? Как часто она видела это выражение на лицах бедняков, пришедших сюда просить у господа помощи. И вдруг вспомнила, как видела однажды мистера Кининга — он поддерживал балдахин над головой священника во время возношения даров. Она закрыла глаза, страх охватил ее.

«Зачем эти бесконечные страдания, мольбы, молитвы? Он со своей сверкающей гладкой лысиной, богатством, дорогой лампой, которая стоит долларов семьдесят пять, доволен своей жизнью, а я?.. Что плохого сделала я или моя мать, почему мы страдаем из-за своей темной кожи? Господь ли виноват в этом? Конечно, мистер Кининг не хочет ронять престиж своей конторы. Престиж! Но он нес балдахин, он ходит в церковь!.. О, что за мысли лезут мне в голову! Если я потеряю веру, то что же останется у меня? О, нет, нет!..»

Она торопливо стала повторять «Отче наш». Совсем близко послышался шепот — негритянка в старой шляпке стояла уже у другого изображения. На лице ее были страх, сомнения, мольба и вера: если произнести перед каждой из икон заветные слова, несчастье, которое грозит ей, не случится. И в эту минуту выражение лица молящейся вдруг словно подтвердило мучительные сомнения Елены, она торопливо перекрестилась, поднялась и покинула собор.

Низко опустив голову, шла она домой. Она не видела Джо, не слышала, как он окликнул ее, пока он не подошел совсем близко. Холодно улыбнувшись, она заговорила с ним, как всегда, ясно и просто выражая свои мысли, но была так сдержанна и немногословна, что он внимательно посмотрел ей в лицо и понял, что с ней стряслась какая-то беда.