Жемчужина короны

— Я только хотел бы по-дружески предупредить моего коллегу, что мы ничего не добьемся, если будем способствовать расколу в рабочем движении. — Его злость на Лемэтра за то, что он посмел войти в кабинет, еще не прошла. Он улыбался, говорил громко, но глядел только на секретаря, словно Лемэтра и не было в комнате. — Правительство знает о положении безработных и намерено принять меры. Пытаться приобрести себе политический капитал, пользуясь положением безработных, значит цинично игнорировать их интересы. Сейчас нужно...

Но Лемэтр не дал ему закончить.

— Выражайтесь яснее! Зачем ходить вокруг да около? Вы против забастовки?

— Забастовка приведет только к дальнейшей дезорганизации промышленности.

— Рабочим безразлично, будут ли прибыли у капиталистов.

— Когда начнутся новые увольнения, им будет не так уж безразлично! — предупреждающе воскликнул Буассон и впервые с презрительной усмешкой посмотрел на Лемэтра.

— Мне кажется, вы упустили из виду один момент, мистер Лемэтр, — сказал секретарь. Он бросил на стол карандаш с таким видом, словно уже принял для себя решение, и, откинувшись на спинку, забарабанил пальцами по подлокотникам кресла. — Правительство не может спокойно наблюдать, как несправедливые забастовки подрывают основу экономики этого острова.

— Разрешите задать вам вопрос: а какую забастовку вы считаете справедливой?

Пальцы Буассона, то и дело поправлявшие галстук, хотя в этом не было никакой необходимости, или одергивающие полы пиджака, выдавали его раздражение. Маленький секретарь по делам колоний улыбнулся.

— По-моему, — ответил он, — забастовки вообще излишни. Я не вижу оснований, почему разногласия между предпринимателями и рабочими нельзя разрешать арбитражным судом, созданным специально для этой цели.

— Предположим, что можно — не поймите это так, что я в принципе согласен с введением такой процедуры, — предположим, что можно, где же у вас аппарат для такого арбитража?

— Его пока еще нет. Но заверяю вас, — и тут на лице маленького рыжеволосого секретаря по делам колоний заиграла довольная улыбка, — в данный момент правительство уже занимается этим вопросом. Я надеюсь, что в ближайшем же будущем мне удастся создать такой аппарат.

Это было лишь наполовину верно, ибо мысль о создании арбитражного суда только сейчас пришла ему в голову. Он многозначительно поглядел на часы. Буассон поднялся. Но Лемэтр запротестовал:

— Вы мне не сказали, что я должен передать людям от имени правительства.

— Передайте им, что в ближайшем будущем программа общественных работ обеспечит всех безработных работой. Они узнают об этом из газет и через местных правительственных уполномоченных. — Секретарь поднялся. — Я верю, мистер Лемэтр, что, выступая на ваших митингах, вы будете помнить о нашем разговоре.

Лемэтр тоже встал. Он весь клокотал от бессильного гнева, видя самодовольство этого человечка. Резко бросив: «До свидания», — он вслед за Буассоном покинул кабинет секретаря.

Глава XLVI

Комитет по установлению минимальной заработной платы назначил свое последнее заседание в 1936 году на 15 декабря. Оно должно было состояться в зале правления фирмы «Доллард и К°».

До этого было проведено несколько заседаний: в Красном доме, на сахарных плантациях и нефтепромыслах.

Владельцы сахарных плантаций считали, что только Скобяные товары и Галантерея могут позволить себе повышение заработной платы, а те утверждали, что это чистейшее недоразумение — речь может идти только о Нефти с ее огромными дивидендами. А Нефть, видя, чем все это пахнет, изо всех сил старалась оградить свои прибыли. Владельцы нефтяных компаний рассуждали так: нам надо разумно выказывать свое сочувствие рабочим, а то как бы наша щедрость не повредила сахаропромышленникам, а с ними и тем пятидесяти тысячам рабочих, которым они дают работу.

Пока члены Комитета беседовали о гольфе, пили пиво со льдом и отдыхали перед тем, как приняться за решение важных задач, свидетели, вызванные Комитетом, уже сидели на скамьях перед залом заседаний и внимательно разглядывали друг друга.

Это были Джекоб, грузчик с дровяных складов Долларда, которому когда-то симпатизировал Попито Луна, негритянка и три индийца.

Негритянка, плотная, низенькая, с красновато-коричневой кожей женщина, была владелицей маленькой лавчонки-закусочной. На ней было платье из дешевого розового шелка, упругая кожа ее темного лица была щедро присыпана пудрой, и всякий раз, когда она вынимала носовой платочек, индийцы начинали задыхаться от удушливого запаха дешевого одеколона.