Жемчужина короны

Столик был мал даже для троих. Ноги их соприкасались под столом, и случайное прикосновение теплого колена девушки бросало Андре в сладкую дрожь. На столе было тесно от трех тарелок и чашек, блюда с хлебом и дымящегося кувшина с какао. Но для Андре это был самый вкусный и самый веселый обед в его жизни.

После обеда миссис Энрикес прогнала их из столовой, сказав, что ей надо мыть посуду. Андре и Елена вернулись в гостиную.

Когда давно уже перевалило за девять, Андре наконец поднялся. Он сделал это неохотно, но Елена больше не удерживала его. Выйдя на улицу, Андре почувствовал, что он словно проснулся после короткого, но чудесного сна и теперь, полный сил и мужества, видит действительность по-иному: светлой и радостной.

«Зачем копить в себе горечь? — думал он. — Жизнь полна радости. И она не остановилась, как я думал, — она идет, победоносно идет вперед!»

Елена никак не могла уснуть. Закрыв глаза, улыбаясь и шевеля пальцами ног, она свернулась калачиком и приготовилась спать, но сон не шел. Приподнявшись на постели, она сияющими глазами смотрела в темноту. Потом на цыпочках подбегала к двери во двор, смотрела на звезды и вдыхала прохладный ночной воздух. Перед ней снова и снова возникало лицо Андре, она помнила каждое его выражение и неожиданно для себя открывала все новые и новые привлекательные черты в характере человека, которого так любила. Всю ее переполняла жажда жизни и любви. Она тихонько смеялась от счастья и в то же время чувствовала, как рыдания подступают к горлу, мешают дышать.

Память о Гвеннет была еще слишком живой, чтобы Андре мог снова полюбить кого-нибудь. Однако он дорожил чувствами Елены, инстинктивно понимая, как должен беречь мужчина столь чистую и искреннюю привязанность. Первый его визит послужил началом их новой дружбы. Заботы и интересы Елены были так схожи с его собственными. Она верила в лучшую жизнь, потому что жаждала ее, и он поддерживал в ней эту веру. Он знал, что старый вопрос — любит ли он ее — неизбежно снова встанет перед ним. Но это больше не пугало его; ее вера в него и в ту цель, к которой он ощупью шел, была необходима ему, как хлеб насущный. И он искал общества Елены.

Глава LI

Француз, Барнетт, Пейн и десятки их товарищей вынуждены были переменить фамилии, чтобы получить работу на других промыслах. Однако спустя три месяца многие из них снова были выброшены на улицу: одни потому, что управляющим стали известны их настоящие фамилии, другие из-за того, что были слишком строптивы, но большинство все же по той причине, что везде на промыслах сокращалась добыча нефти.

Хуже всех приходилось Пейну. Ослабев от болезни и вечного недоедания, он не мог выполнять тяжелую работу, и хозяин быстро заметил это. Он рассчитал его.

— Тебе надо лечь в больницу, — сказал он.

— Зачем? — огрызнулся Пейн. — Думаете, я боюсь умереть? Пока дышу, буду работать. В больнице я скорее умру.

Пейн шесть недель не платил за квартиру. Хозяйка была терпелива и сочувственно относилась к нему, но, поскольку она сама жила на те гроши, что платили ей квартиранты, в конце концов она была вынуждена выселить Пейна. Вместе с семьей он приютился в заброшенной хибарке на окраине поселка, в зарослях кустарника. Эта лачуга когда-то принадлежала крестьянину, у которого здесь был огород. Однако достаточно было одной засухи, чтобы крестьянин покинул эти места. Он вернулся в поселок к прежнему ремеслу сапожника. Хибарка разрушалась. Крыша протекала, оконные рамы вывалились, деревянные ступеньки крыльца прогнили. Два окна Пейн заколотил досками, а третье завесил старым мешком; раздобыв молоток и старый ящик из-под виски, он кое-как починил ступени крыльца. Не в силах забраться на крышу, он просто разместил две койки так, чтобы они были подальше от дыр в крыше, и везде понаставил пустые жестянки на случай дождя. Вокруг хибарки буйно разросся кустарник, окружив ее изумрудно-зеленой стеной, полной птичьего гомона, шороха ящериц, стрекотания насекомых, путавших этих случайно попавших сюда людей. Днем от густых зарослей, окружавших лачугу с трех сторон, поднимались испарения, теплые, как дыхание зверя. С четвертой — кустарник рос не так густо: здесь был пологий спуск к придорожной канаве и дымящемуся асфальту шоссе. Пейн сразу же убил трех пушистых черных тарантулов величиной с ладонь. Ночью по полу давно заброшенной хижины ползали скорпионы и были постоянной угрозой для спящих детей.

Семья жила на те гроши, что зарабатывала стиркой жена Пейна. Но этого было мало, ибо она снова ждала ребенка и не могла, как прежде, целый день стоять над корытом. Трое старших детишек помогали матери, хотя старшей девочке не было еще и десяти лет. Они ходили к белым за грязным бельем и возвращались домой с огромными тюками на голове. Они носили воду из ближайшей колонки, находившейся в четверти мили от хижины. Друзья дали Пейну две нефтяные цистерны, которые они утащили для него с промыслов. Сделав сток из ствола бамбука, он собирал в них дождевую воду с крыши.