Жемчужина короны

— Да, и мне бывает грустно, — ответил он ей сейчас, немного помолчав. — Это потому, что лунный свет всегда обманчив. Прежде чем любоваться им, я должен быть уверен, что вот под этой серебряной от лунного света крышей живет человек, у которого есть чем завтра накормить семью...

И резким движением подбородка он указал на лачугу Пейна, видневшуюся вдали.

И действительно, ее железная крыша сверкала, как серебро, но сама хибарка была погружена в темноту. Высокие деревья бросали на нее тень, в траве неумолчно звенели цикады и кузнечики, сверкающие капли стекали с бамбукового желоба и со звоном падали в полную до краев цистерну. Обманчивой поэтической прелестью веяло сейчас от этой убогой лачуги, где в грязи и запустенье жила семья рабочего Пейна.

Они перешли через канаву по проложенным через нее стволам кокосовых пальм. И в это мгновение Касси услышала звуки барабанов.

— Шанго! — прошептала она. И вся прелесть этой ночи исчезла. Больше всего она боялась, что не сможет устоять перед чарами бога Огуна. Разве боги не заметили уже, как она сопротивляется, как хочет уйти из-под их власти? И сознание вины перед ними усилило ее страх.

Когда Касси остановилась, курица в ее руке испуганно закудахтала и забила крыльями. Касси крепче сжала пальцы, чувствуя тепло сильных подкрылий птицы.

«Если я привяжу ее здесь, змея утащит ее», — думала Касси, пугаясь теперь всего, что ее окружало.

Лемэтр уже громко стучал в дверь лачуги и кричал:

— Клем!

Дверь отворилась, и на пороге показалась фигура женщины с высокой повязкой на голове, отчетливо вырисовывающаяся в освещенном проеме.

— Его нет! — резко сказала она.

— Ну, тогда мне нужна ты. Это я, Бен, — сказал Лемэтр.

Женщина впустила их. У нее, должно быть, болела голова, потому что к вискам она привязала кусочки коричневой оберточной бумаги, смазанной мигреневым карандашом. Две старших девочки спали на досках, положенных на ящики. На этой самодельной кровати не было ничего, кроме старого матраца.

На одной из коек, приоткрыв рот, сладко спал двухлетний мальчуган рядом со своей пятилетней сестренкой. На полуразвалившемся пустом буфете горел огарок свечи, загороженный коробкой от сигарет. В комнате был душный и спертый воздух, какой бывает в долго не проветриваемом помещении. Через дыру в мешке, которым было занавешено окно, пробивалась полоска лунного света, но путь в комнату ей преграждал придвинутый к окну ободранный буфет. Как и многие люди ее класса, жена Пейна, Рози, считала, что ночной воздух вреден для здоровья, и никак не могла примириться с тем, что окно завешено только мешком.

Рози была худая и вся какая-то тонкая и узкая, словно вытянутая в длину. Худыми и длинными были ее лицо и руки, длинной казалась когда-то пышная грудь, длинной была талия, узкие щиколотки и босые ступни ног. Касси, давно не видевшей ее, показалось, что постоянное недоедание иссушило и вытянуло ее, словно кусок эластичной резины. У Рози был глуховатый грудной голос, исходивший, казалось, откуда-то из глубины. Она была одной из тех честных и открытых натур, которые всегда говорят, что чувствуют, не задумываясь над тем, как это будет воспринято окружающими. Когда же чувства бывали слишком сильны, чтобы передать их словами, их без труда можно было прочесть на ее необычайно выразительном лице. Так было и сейчас. Еще хранящее следы сна, оно было полно безысходного отчаяния, но, как только Лемэтр сказал: «Я принес тебе кое-что из еды: молоко и прочее», — оно вспыхнуло радостью, благодарностью и стыдом.

— О, спасибо, — сказала она, взяв своими тонкими и все еще красивыми руками пакеты у Лемэтра. — Как ты, Касси?

— Хорошо, Рози. Болит голова?

— Да, очень, детка.

— Посмотри, я принесла тебе курицу.

— Правда? Я не заметила, — соврала Рози, улыбаясь застенчиво и робко, как человек, отвыкший улыбаться. — Нет, я соврала, я видела, но боялась, что это не для меня, и старалась не глядеть на нее. Ей не придется здесь долго разгуливать.

— Да, это верно. Где мне привязать ее? — спросила Касси. Если я привяжу ее под домом, змея утащит ее.

— Нет, давай сюда. Я привяжу ее здесь.

Рози быстро сняла бечевку с одного из свертков и, взяв у Касси кудахтающую курицу, вышла в соседнюю комнату, где привязала птицу к ножке стола. Она вернулась, прихватив с собой два старых колченогих стула. Поскольку вторая комната была еще неприглядней первой — потолок в ней сильно протекал и на полу местами стояли лужи от дождя, — Рози вынуждена была принимать гостей в «спальне».

— А где Клем? — спросил Лемэтр.

— Еще утром ушел в Пойнт-Фортин. До сих пор не вернулся.

— Есть какая-нибудь надежда на работу в тех краях?

— Какая там работа, Бен. Ты ведь знаешь, что ему не получить теперь работы. Он опять примется говорить, говорить, и другие из-за него тоже потеряют работу, — резко сказала она.

— Он и из других сделает таких же смелых борцов, как он сам, — ответил ей Лемэтр.

— Эх-хе-хе. Что мне и детям от его смелости?