Жемчужина короны

Она говорила с уверенностью светской девушки, которой и в голову не приходит, что она может сказать или сделать что-нибудь неподобающее, и то, что она сказала сейчас, было услышано всеми присутствующими. Андре не мог не почувствовать удовлетворения оттого, что она поставила его на один уровень с собой, что его престиж, таким образом, вырос в глазах Лорримеров и он одним взмахом крыльев взлетел из тьмы к солнцу. Все эти группы и группки уже перестали казаться ему «отвратительными» — это было вполне милое и порядочное общество.

Глава XXIV

Прошла неделя, а Андре все не заходил к Елене. Поцелуй стал преградой между ними. Андре не решался пойти к ней от стыда, но, по мере того как он откладывал свой визит, стыд становился все более жгучим: «Как мне быть, что скажу я ей, если случайно встречусь на улице? — думал он и вздыхал. — Видимо, ничем уже не поможешь».

В первую же субботу после вечера у Лорримеров, во второй половине дня, он отправился к Осборнам. Их особняк — внушительного вида белое двухэтажное каменное здание — резко выделялся на фоне густой зелени. Подстриженные, строгие газоны имели тот милый английскому сердцу вид, который словно предупреждает, что ходить по траве строго воспрещается.

Гравий дорожки так громко захрустел под ногами, что сердце Андре учащенно забилось и он почувствовал страх. Ему вдруг захотелось сойти с дорожки на траву газона, чтобы не было слышно его шагов, но он побоялся: а вдруг из окна кто-нибудь смотрит и сразу поймет, что он попросту трусит. У подъезда он стал искать кнопку звонка, но вдруг за дверью послышались быстрые шаги и он увидел перед собой Гвеннет.

Гвеннет Осборн относилась к числу людей, характер которых проявляется даже в походке. Когда, держась очень прямо на своих высоких каблуках, упругими, короткими шажками она быстро вышла к нему навстречу, Андре вдруг с беспокойством почувствовал, что она во всем добьется своего, вопреки воле и желанию других. Но радостная улыбка и забавный полупоклон, с которым она пожала ему руку, тут же словно заверили его, что, бывая с ним, она с радостью будет подчиняться его воле. Это польстило Андре.

— Я так рада, что вы пришли. Я одна дома. Мы можем спокойно заняться музыкой, нам никто не помешает, — сказала она, ведя его за собой.

Усевшись на кожаном пуфе, Гвеннет показала Андре свои пластинки. Они прослушали концерт Чайковского. Потом поговорили о нем, о Бетховене, о его Седьмой симфонии, о Шнабеле, которого Гвеннет слышала (а сами все время сознавали, что говорят совсем не о том, о чем бы им хотелось), и, наконец, нашли возможным спуститься с высот классики к джазу.

— Потанцуем? — спросила Гвеннет.

Ему очень хотелось, но его поразил спокойный и небрежный тон, которым она предложила ему это.

— Да, если вам хочется.

Гвеннет позвала Кассандру.

— Убери отсюда эти стулья. Поставь их к стене.

— Да, мисс Гвеннет, — с готовностью ответила Кассандра и с улыбкой скосила глаза на Андре.

Андре сделал вид, что не замечает ее. Кассандра вышла. Они начали танцевать. Кому-то пришло в голову рифмовать «любовь» и «вновь», но Андре не прислушивался к словам джазовой песенки. Во время танца он не проронил ни слова. Он знал, что пластинка скоро кончится и тогда Гвеннет, молча, с еле скрытой поспешностью поставит новую и они опять заскользят по блестящему паркету. И новые голоса будут сентиментально ворковать о любви, рифмуя «сердце» с «солнцем», «луну» с «умру», и от этого запах волос этой очаровательной юной англичанки станет еще более опьяняющим... И только потом Андре вспоминал, что танцевала она все-таки плохо.

Шум машины у подъезда заставил их остановиться. Хлопнула дверца, и судья Осборн, а с ним какой-то молодой, крепкого сложения англичанин лет двадцати восьми поднялись по ступеням парадного подъезда. Гвеннет познакомила Андре со своим отцом и с гостем, Дэвидом Примроузом.

«Полицейский инспектор», — подумал Андре, пожимая гостю руку.