«Какая тоска! — подумал он. — Иветта все так же противно двигает челюстями, когда ест. Это не дом, а пансион».
Не слыша, о чем беседуют родители за столом, он начал вспоминать, что сказала
— ...Еще мяса? — спросил у него кто-то. — Тебе положить мяса?.. Андре!
Он поморщился.
— Мяса? Да, да, хорошо, — ответил он, думая о том, что снова увидит Гвеннет, и с неохотой возвращаясь в мир обыденных, будничных дел.
Глава XXV
После своего первого визита к Осборнам Андре больше уже не думал о Елене.
«Ничего не поделаешь, — сказал он себе. — Елена любит меня. Но разве я виноват в этом?»
И, улыбаясь, вспомнил о Гвеннет.
Предчувствия волновали и радовали его; ему казалось, что перед ним открылся мир блестящих возможностей. Но что это за возможности и что они сулят ему, он сам еще толком не знал, да и не задумывался над этим.
Он был у Гвеннет еще два раза. Затем последовала прогулка вокруг Саванн, а потом, в один из вечеров, — свидание в Ботаническом саду.
Андре тянулся к Гвеннет, как тянется деревцо из лесного мрака к солнцу.
После второго визита Андре, как-то за обедом, судья Осборн спросил:
— Где ты познакомилась с этим юношей?
— На вечере у Лорримеров, — ответила за дочь миссис Осборн, тряся головой.
Наступило молчание; слышался только стук вилок. Кассандра, подносившая судье блюдо с горошком, искоса посмотрела на Гвеннет.
— Держи блюдо пониже. Ты подняла бы его совсем к потолку, — недовольно выговорил Кассандре судья.
И, как всегда, Кассандра со страхом посмотрела на белую, покрытую черными волосками руку судьи, накладывавшую на тарелку горошек.
Миссис Осборн откашлялась.
«Мама готовится к бою», — подумала Гвеннет.
— Мне говорили, он музыкант, — начала миссис Осборн таким тоном, словно хотела сказать: «В этом мире и такие нужны».
— И к тому же очень хороший, — добавила Гвеннет, передавая матери соль.
— Надеюсь, не из тех, кто отпускает длинные волосы? Музыкант новейшего стиля, не так ли?
— Что ты, папа!
— М-м. Конечно, надо быть вежливой и прочее, но ты ведь не собираешься заводить неподходящие знакомства?
— Из всех, кого я здесь встретила, он единственный джентльмен, — храбро заявила Гвеннет.
Ее мать снова приготовилась прийти ей на помощь.
— М-м, конечно, вполне приличный юноша, — заметил отец, взглянув поверх поднятой вилки. — Но не твоего круга.
— Мы надеемся, ты скоро встретишься здесь и с другими джентльменами, — улыбнулась мать.
Слышались легкие, осторожные шаги Кассандры.
— Однако тебе так трудно угодить, милочка, — заметила Эстер.
Опять раздавалось лишь чавканье и хруст пережевываемой пищи — ломтики поджаренного картофеля были такими хрустящими. Тихим, но недовольным голосом, подняв брови, миссис Осборн приказала Кассандре:
— Пива хозяину...
— Весьма популярен в нашем квартале, не так ли? — спросил судья, вытирая рот салфеткой.
Все посмотрели на Гвеннет. Она тряхнула головой.
— Не знаю. Не думаю. Он интеллигент, понимаешь...
Кассандра унесла тарелки.
«Да! — подумала она. — Если они так говорят о мистере Кудре, то что же они думают о неграх? Знай судья, что бог Огун призывает мою душу к себе и заставляет меня плясать, он непременно засадил бы меня в тюрьму».
Она принесла пиво и, наполняя стакан судьи, старалась не глядеть на его руки.
— Он, кажется, близок с Лорримерами, — заметила миссис Осборн таким тоном, словно тут же снимала с себя всякую ответственность за поступки Лорримеров.
Пиво с бульканьем лилось из горлышка бутылки. Кассандра бесшумно вышла из комнаты. Она вернулась с десертом — тушеными плодами гуавы.
— Сладкая отрава, — заметила Эстер.
Это была дежурная семейная острота по поводу десерта.
Миссис Осборн, протестующе тряся головой, сказала:
— Ты очень вкусно готовишь их, Касси.
Касси всегда тушила плоды гуавы, так как кухарка не очень хорошо делала это. Внезапная смущенная улыбка осветила ее лицо и сделала его прекрасным.
— Да, мэм, — прошептала она.
—Я, пожалуй, воздержусь, дорогая. Только кофе, — сказал судья жене.
Гвеннет почувствовала, что опасность миновала и все снова вошло в привычную колею.
— Боишься потерять талию, папа? — с улыбкой спросила она.
— К сожалению, да.
— Поедем со мной на верховую прогулку.
— Нет, пожалуй, я останусь верен своему гольфу...