Жемчужина короны

Тропинка, вьющаяся меж огромных валунов, вела к старому деревянному зданию. Не раз на своем веку оглашалось оно веселым смехом и голосами отдыхающих. Теперь со стен облупилась краска, перила веранды покосились и сгнили. Для Гвеннет это был совершенно новый мир: мир темных и в то же время неистово ярких красок, черных и серых скал, густого изумрудного леса, растущего на красном грунте и стеной поднимающегося сразу же за домом.

Эта первобытная, дикая и поэтическая красота очаровала ее и пробудила в ней смутное волнение. Она стояла рядом с Андре на веранде, опоясывающей дом, и смотрела на море, которое плескалось у ее ног.

— Смотри, вон сарган! — воскликнула она с восторгом.

Темно-зеленый, как бутылочное стекло, сарган неподвижно лежал в воде. Рука Гвеннет отыскала руку Андре, и ее пальцы сомкнулись вокруг его пальцев. Андре смотрел на солнечные нити, протянувшиеся в воде, на неподвижного саргана и чувствовал, как в эту минуту все лучшее, что есть в нем и Гвеннет, захватывает их, растет, поднимает так высоко, куда не добраться никому из смертных. И долго потом, вспоминая этот день в Гаспари, Андре помнил только короткое мгновение на веранде вдвоем с Гвеннет. Ни одно другое воспоминание не заключало в себе столько непередаваемой прелести, столько полного, хотя и короткого, счастья...

Послышалось шлепанье босых ног, и чей-то голос позвал:

— Гвен! Андре! Разве вы не идете купаться? Идемте скорее!

Они переоделись, сбежали по раскаленным уже ступенькам каменной лестницы и прямо с причала прыгнули в воду. Они плавали в крохотной бухте с небольшим пляжем длиной не более двенадцати футов. Деревья, тесня друг друга, близко подступали к воде. Стволы их были совсем черными, а листва — ярко-зеленой; они застыли в полудреме под жаркими лучами солнца. Море, словно большое добродушное существо, мерно вздыхало, набегало на скалы, обдавая волной целые колонии крабов, плотно прилепившихся к камням в поисках пищи. На дне бухты плавно колыхались длинные стебли морской травы. Гвеннет нырнула в том месте, где виднелось песчаное дно, и тут же вынырнула обратно.

— О, посмотри, что там! — воскликнула она голосом, в котором слышался страх и готовность тут же посмеяться над собственным испугом.

Они нырнули вместе, широко раскрыв глаза, стараясь подольше продержаться под водой. Андре увидел младенца-ската величиной с суповую тарелку; он быстро убегал от них, изящно шевеля плавниками.

— Скорее отсюда! — крикнул он, всплыв на поверхность. — Это маленький скат. Он позовет мамашу, а она футов пять в ширину.

— О-о, Андре!

Они выплыли на солнце. Уцепившись за нависшие над водой ветви деревьев, они лежали на спине и болтали в воде ногами. Андре видел мягкую ложбинку между белыми грудями Гвеннет, ее смеющиеся голубые глаза, глядевшие в его глаза и словно растворявшиеся в них от нежности. Но столь глубоким и чистым было чувство восторга, которое он испытывал в эту минуту, что оно поглотило вспыхнувшую было страсть. Андре был влюблен в Гвеннет, влюблен в окружавший их мир, но, кажется, больше всего был влюблен в самое чувство любви. Благоговение, которое Гвеннет прочла в его глазах, наполнило ее сердце счастьем и гордостью.

— Вернемся на берег? — спросила она, вдруг отвернувшись.

«Ах, что я наделал! Это никогда уже не повторится», — испуганно подумал он, уловив обычные холодные нотки в ее голосе.

На берегу он торопливо одеся, боясь, что она оденется первой и исчезнет.

Они вернулись в отель, а после чая ускользнули от других и поднялись по тропинке, вьющейся между скал и деревьев. Он шел впереди.

— Куда мы идем? — услышал он за собой голос Гвеннет. Не дождавшись ответа, она замурлыкала песенку и вдруг умолкла.

— Москиты! Миллионы их! Мне это совсем не нравится.

Она мучила его своей холодной сдержанностью.

Тропинка вывела их на небольшую прогалину.

— Как здесь хорошо! — воскликнула Гвеннет и, усевшись в тени мангового дерева, огляделась вокруг. Андре сел рядом.

— Смотри, Андре, какой ты маленький рядом с этим камнем.

— Да. А посмотри, сколько в нем углублений. Сто тысяч лет назад здесь ютились крабы и моллюски. Тут нет ни одного камня, который не побывал бы когда-нибудь на дне океана.

— Да-а... Столько лет... Как чудесно, — прошептала она, глядя перед собой.

Наступило молчание.

«Камни. Какое мне дело до них?» — думал Андре.

Гвеннет неожиданно повернулась к нему и со смешанным чувством волнения и стыда погладила его по волосам. Весь дрожа, Андре поцеловал ее в губы. Палкой он машинально сбил головки нескольких диких цветов, и теперь вокруг остро пахнущих увядших ноготков вились осы и пчелы.

Горячий, полный испарений воздух поднимался от земли. Сновали стрекозы, вздрагивая и блестя прозрачными крылышками, звенели москиты, гудели пчелы. Внезапно, зашуршав в сухой листве, мелькнули две ящерицы, преследуя одна другую. И только теперь, когда тишина была нарушена, они ощутили ее.

— Ты чувствуешь, какое благоухание вокруг? — прошептал Андре.