Но Гвеннет не всегда была такой. Что-то злое и нехорошее, поднимавшееся в ее душе, заставляло ее мучить Андре, быть к нему несправедливой. И хотя она потом упрекала себя, что она такая гадкая и сварливая, однако не могла удержаться от соблазна вновь и вновь пробовать свою власть над Андре. Танцуя с другими, она незаметно искала его взглядом, ждала, что он приревнует; сердилась, когда вместо этого он улыбался ей, и чувствовала себя униженной. Она уверяла себя, что он не любит ее, а просто играет в любовь, и с мрачным упорством терзала его, заставляя доискиваться причин ее плохого настроения. Ей нравились таинственность и уловки, тревожные ожидания, необходимость прятаться, нравилось мучиться угрызениями совести, в то время как Андре все это угнетало. Гвеннет была не из тех, что сидят сложа руки и ждут, когда счастье само придет к ним. Она могла, не видевшись с Андре целую неделю, весело напевать, смахивая пыль с книг, или беззаботно смеяться с гостями, сразу же без всяких усилий делаясь центром всеобщего внимания. Покой и бездеятельность были несвойственны ей, как несвойственны они шумному горному ручью. Возможность влиять на события, подчинять их своей воле увлекала ее. Тщеславие и умение владеть своими чувствами позволяли ей встречаться с Андре и вместе с тем принимать ухаживания «лучших» молодых людей тринидадского «света». Для Андре, не умевшего скрывать свои чувства, подобное поведение граничило с предательством.
Однако время шло и не сулило им ничего утешительного. Наоборот, чем дальше, тем больше Гвеннет убеждалась в том, что Андре де Кудре не будет принят в кругу ее друзей из местной и приезжей белой знати. Ее родители также не собирались оценить по достоинству прекрасные качества Андре. К тому же Гвеннет очень скоро поняла, что считается одной из самых завидных невест на острове, и это не только льстило ее самолюбию, но неизбежно должно было заставить ее сдержанней относиться к порывам Андре.
С мрачным раздражением отказывалась она теперь говорить о Венесуэле и считала, что им надо подождать... Она понимала, что ей будет трудно ради жалкого прозябания на каком-нибудь из венесуэльских нефтепромыслов отказаться от роли королевы пикников и балов, которую она играла в своем маленьком мирке. Рядом с романтиком Андре она казалась себе такой ничтожной... почти предательницей. Сознавать это было неприятно. Она стала раздражительной, капризной, ссорилась с Андре, упрекала его в том, что он витает в облаках, и втихомолку плакала. «Ах, если бы я была такой хорошей и благородной, какой он меня считает... Но разве можно нам пожениться здесь, ведь его не будут принимать в обществе. Я люблю Андре, люблю его, но, господи, почему мне так страшно, почему я боюсь за свое будущее?»
Однажды вечером, когда они были в загородном клубе, Гвеннет вдруг неожиданно объявила Андре, что уезжает на полтора месяца на остров Тобаго.
— На полтора месяца! — упавшим голосом воскликнул Андре.
— В последнее время отец неважно себя чувствует. Доктора советуют ему отдохнуть. Мы уезжаем всей семьей.
Он прислушивался к интонациям ее голоса, смотрел на ее обнаженные плечи, которые так любил, вдыхал запах ее духов. Чувство ужаса, сознание того, что все погибло, охватило его...
Андре давно уже подыскивал работу получше. Однажды, вскоре после отъезда Гвеннет, ему позвонил Арнольд Уокер и предложил место агента в той же конторе, где работал он сам, жалованье на десять долларов больше того, что Андре получал у Долларда, то есть около двадцати долларов в неделю. Андре согласился и стал откладывать деньги на свадьбу.
Он знал, что отец поможет ему встать на ноги, если он женится на Гвеннет. Но Андре был слишком самолюбив, чтобы зависеть от отца. Из гордости и самолюбия он никому из семьи не рассказал о Гвеннет. «Каким же дураком я буду выглядеть, если из этого ничего не выйдет», — думал он.
Глава XXVIII
С того самого дня, как судебный исполнитель увез ее умывальник, миссис Энрикес не покидало желание съехать с этой квартиры. Теперь же, несмотря на то что Попито аккуратно вносил за нее квартирную плату, это решение еще больше укрепилось. Невзгоды и неприятности, преследующие ее на каждом шагу, убеждали Аурелию в том, что над этим домом тяготеет проклятие. Это оно было виной ее ухудшившегося здоровья, и всех ее несчастий, и, наконец, того, что Андре перестал приходить к Елене и подружился с Осборнами. Миссис Энрикес казалось, что, как только они уедут отсюда, здоровье ее поправится и им с Еленой снова улыбнется счастье.