Жемчужина короны

Но найти подходящую квартиру было не так легко. Как только они слышали, что где-то сдается домик, они тут же бросали все, поспешно одевались и ехали по адресу. Но обычно квартира или оказывалась уже сданной, или плата за нее была непомерно высокой. Когда в газетах им попадались объявления: «Сдается дом в предместье Сент-Джемс», «Сдается квартира в Бельмонте», — миссис Энрикес восклицала: «Пфи!» — и переворачивала страницу; ей нужно было жить в центре, если она хотела сохранить своих заказчиц. Заказчицам удобнее заходить к ней по пути с работы или на работу. Однажды она попробовала снять дом в пригороде, и в течение трех месяцев растеряла всех своих заказчиц. При выборе квартиры ей всегда приходилось помнить об этом. Попито легко было ругать ее и предлагать ей довольствоваться одной комнаткой. Но будут ли у нее заказчицы, да и какие, если она поселится в одной-двух комнатушках? Все хотят шить у хороших, солидных портних. А что это за портниха, если она ютится в каморке? Разве она сможет брать полтора-два доллара за платье? Нет, тогда ей придется снизить цену до трех шиллингов.

Немало забот доставляла ей и Елена. Ее дочь уже не ребенок. Она превратилась в женщину, созревшую для любви и замужества.

«Кто же захочет бывать у нас, если мы будем жить в одной-двух комнатушках? Нет, это невозможно», — раздумывала миссис Энрикес. — У нас должен быть дом, респектабельный дом в приличном районе... Иначе Елена приведет мне какого-нибудь «курчавого» зятька. Жизнь и без того трудна».

Под «курчавым зятьком» миссис Энрикес, конечно, подразумевала негра.

Беспокоясь о будущем Елены, миссис Энрикес, однако, не замечала, что Елену грызет тоска. Какая может быть тоска у девушки ее лет?

Свои тайны Елена поверяла только дневнику. Ей тоже страстно хотелось уехать из этого дома: все здесь напоминало об Андре. Аккуратным тонким почерком, стараясь не испачкать страницу, не сделать ни одной помарки, Елена писала в дневнике:

«Прошло шесть недель, с тех пор как Андре был здесь в последний раз. Я знаю, он не болен — я видела его на этой неделе, он ехал на велосипеде. Он тоже увидел меня и смутился. Джо говорил мне, что Андре теперь дружит с Лорримерами и Осборнами из Сен-Клэра. Видели даже, как он прогуливался с мисс Осборн по Асфальтовой аллее. Господи, что это значит? Неужели, когда он приходил к нам, он просто играл чувствами юной и чистой девушки? Нет, этого не может быть. Когда я снова увидела его, сердце дрогнуло и я поняла, что он не может быть низким человеком. Андре не приходит ко мне потому, что понимает, как неразумно ему связывать свою судьбу с моей. Ах, Андре! Почему ты не подумал об этом раньше?..

Его поцелуй был неземным блаженством. Мне никогда уже не испытать такого счастья. Память об этом я сохраню до конца жизни. Но какое недолгое счастье, а потом?.. Боже, если такова твоя воля, то дай мне сил исполнить ее!..»

Елена, как и прежде, занималась своими делами, смеялась, не теряла аппетита и даже как будто не изменилась в лице. Никому на свете не показала бы она, что тоскует по Андре.

Несколько напыщенные фразы и слова, в которых она поверяла свои тайны дневнику, не казались ей фальшивыми, не резали ее молодого слуха. Все ее существо было полно любви к Андре. Временами ей казалось, что то был чудесный сон, а потом наступило пробуждение. Однако она еще не полностью вернулась к действительности. Ведь сны забываются так быстро, а она не могла забыть Андре.

В тот самый день, в Ботаническом саду, когда она вдруг перестала, как прежде, восхищаться черными дроздами, Елена поняла, что детство ушло. Глубокое чувство, которое пробудил в ней Андре, словно по мановению волшебной палочки превратило ее из ребенка в женщину, подняло ее над подругами. Кататься на роликах с Марией, учиться ездить на велосипеде, ходить в кино — все это привлекало ее теперь не более, чем игра в куклы Теперь ей нравилось беседовать с Эрикой, замужней сестрой Джо. Елене казалось, что в присутствии мужа в улыбке и движениях Эрики появляется что-то особенное, загадочное, полное скрытой прелести и значения, и от этого только усиливалась ее тоска по Андре. Однако Елена чувствовала, что Эрика не любила, да и не могла любить своего мужа так, как она, Елена, любит Андре. Прежде Елена жалела свою мать, не знавшую любви, а теперь сочувствовала Эрике. Ей казалось, что ее чувство к Андре похоже на ее веру в бога. Она не говорила себе: «Андре должен быть моим», или «Я умру без него», или «Я должна его забыть». Она просто любила его. Он был как воздух необходим ей. В этом была теперь ее жизнь, и отказаться от нее означало бы просто совершить самоубийство.