Спустя месяц Андре вдруг понял, что потерял способность действовать и мыслить самостоятельно. Сильная личность Гвеннет окончательно подавила его. Как только он думал, что обстоятельства могут разлучить их, он приходил в отчаяние. «Что делать?» — спрашивал он себя, терзаясь постоянным страхом.
Андре не любил бывать у Осборнов. Их убийственная вежливость невольно заставляла его чувствовать себя канатоходцем, балансирующим на туго натянутом канате. Гвеннет тоже не настаивала, чтобы он бывал у них. Ее отец как-то снова завел разговор о семье де Кудре.
— У них в крови есть капля дегтя, ты знаешь это?
Но Гвеннет была упряма. Ежедневно, после пяти часов дня, она встречалась с Андре в Ботаническом саду...
Однако эти встречи больше не удовлетворяли обоих. Переполнявшее их чувство, не находя выхода, переливалось через край. Гвеннет согласилась видеться по вечерам. Однако в поздние часы они не могли встречаться так часто, как днем. Чтобы увидеться с Андре, Гвеннет вынуждена была лгать родителям. И все же эти встречи заставляли ее сердце замирать от сладкого восторга и страха.
Андре брал машину отца, останавливал ее в каком-нибудь тихом переулке и, положив тонкие, похолодевшие от волнения пальцы на руль, нервно барабаня ими, ждал Гвеннет. Он прислушивался к шагам — одни, другие, третьи, четвертые, но все не те. «Нет, она не придет, — думал он в отчаянии. — О, господи, зачем эти глупые мошки вьются около фонарей?..» Он смотрел на свои длинные нервные пальцы и вспоминал розовые, короткие пальцы инспектора Примроуза, покрытые золотистым пушком. Еще крепче сжимая руль, он думал о том, что его пальцы должны казаться Гвеннет слишком тонкими и длинными, как лапы паука. «Ах, вот почему она не идет!.. Прошло уже целых пятнадцать минут. Часы на колледже пробили девять.» И вдруг среди других шагов он различал знакомый дробный стук ее каблучков. Он открывал дверцу, она садилась рядом, и он гнал машину, стараясь наверстать упущенное время.
Иногда они ездили в Карнэйдж и сидели на низкой стене позади церквушки. Он долго помнил вечер, когда сдерживаемые чувства прорвались наружу и он целовал теплую обнаженную грудь Гвеннет. Глаза Гвеннет затуманились. Но она тут же решительно тряхнула головой и встала.
— Надо возвращаться домой, — тихо промолвила она.
Они, не переставая, говорили о будущем. Никакая мысль не казалась им абсурдной и недостойной того, чтобы полушутя, полусерьезно не обсудить ее. То они вместе нанимались на пароход, он — стюардом, она — стюардессой, доезжали до Нью-Йорка и оставались в этом городе; то он находил работу на нефтепромыслах в Венесуэле, она приезжала к нему и они вступали в брак по венесуэльским законам. Или уезжали в Аргентину, на ранчо какого-нибудь из его дядюшек...
Однажды они не виделись целую неделю. И когда наконец встретились и снова сидели на стене позади церквушки, Гвеннет почувствовала, что ее любовь созрела и, словно тяжелый плод, готова упасть. Но для Андре она была не только любимой женщиной; она стала для него почти божеством. Молясь на нее, он ждал их первой брачной ночи, чтобы собрать жатву своей любви... Такую он чувствовал уверенность в будущем...
И не раз в такие минуты Гвеннет брала его лицо в свои руки, жадно вглядывалась в него, а потом долго стояла и смотрела на далекий морской горизонт, крепко прижав руки к груди, борясь с переполнявшими ее чувствами. В загородном клубе, танцуя или разговаривая с кем-нибудь, она вдруг оборачивалась и испуганным взглядом искала Андре.
В один из таких вечеров смех ее вдруг стал резким и неестественным — так она смеялась только тогда, когда была чем-нибудь рассержена. Она избегала Андре и, по привычке крепко сжав руки, хмурилась и что-то напевала под нос.
— Что случилось, Гвеннет? — взяв ее за руку, спросил обескураженный Андре.
Она резко вырвала руку.
— Ничего.
— Но что-то произошло...
Не ответив, она отошла от него своими короткими, аккуратными шажками, гордо вскинув голову, словно строптивая лошадь, отказавшаяся от уздечки.
В эту ночь она пролила немало слез в подушку, а Андре, охваченный паническим страхом, не мог сомкнуть глаз и на рассвете написал ей в письме: «Без тебя — пусто и холодно...»
Они снова встретились в Ботаническом саду. И все оказалось пустяком, как он и предполагал: он дважды протанцевал с Эйлин или с какой-то другой девушкой и весь вечер улыбался ей. Он оправдывался, а Гвеннет только слушала его. А потом, взяв его лицо в свои руки, смягчившимся взором глядела ему в глаза. И теперь, когда между ними не было третьего, любовь с неудержимой силой снова захватила их.
«Как он любит меня!» — думала в такие минуты Гвеннет, чувствуя, насколько он лучше, благороднее ее самой. Ведь он не воспользовался тем, что она не раз теряла голову и готова была отдать ему всю себя целиком.