— Мы должны развернуть боевое профсоюзное движение! Почему предыдущий оратор боится остро ставить вопросы? Зачем пугать нас повышением цен на хлеб? Борьба требует от нас не мирных светских разговоров, не чтения протоколов или бумажной волокиты!.. — Он презрительно выбрасывал вперед свои пухлые бледные руки. — Борьба требует решительных действий, классовых боев, а не классового сотрудничества...
Крики одобрения заглушили его слова.
— Рано или поздно нам придется строить баррикады! — звенящим голосом продолжал воодушевленный криками Камачо, выпятив вперед челюсть и поправляя на носу очки. — Дело идет к этому! Пусть многие из нас погибнут, но мы не дрогнем и не побежим, когда полиция направит на нас дула своих ружей!..
— Эй! Посмотри, полиция уже записывает твои слова! — крикнул ему сидевший поблизости Попито Луна.
Лицо Камачо расплылось в широкую смущенную улыбку, и он сел на место.
Джо досадливо махнул рукой.
— Мелодраматическая чепуха! — выкрикнул он своим слабым голосом, но его замечание не произвело впечатления. Это еще больше ожесточило его.
Поднялся Эллис.
— Брат Камачо, не дело так говорить. Ты пришел сюда, набив голову книгами, и хочешь ввергнуть рабочий люд в омут горя и несчастий.
Джо разразился громким смехом и одобрительно закивал головой.
— Ответь мне, — продолжал Эллис, ободренный смехом Джо, — станешь ли ты помогать сиротам, когда их отцы погибнут от полицейских пуль или будут брошены в тюрьмы?..
— Погибнут от пуль? Погибнут? Этот парень совсем рехнулся!.. — заворчал Винчестер, размахивая длинными, худыми руками. — Кто хочет войны? Нам нужны деньги...
Поднялся пекарь-поденщик, молодой мулат со строгим хмурым лицом и длинными в синих венах руками, выступавшими из закатанных почти до самых подмышек рукавов рубахи. Он заговорил:
— Мистер Камачо — не пекарь, так ему и нечего говорить от нашего имени. Зачем нам война? Нам нужен хлеб. У него, небось, есть все, он не голодает, у его отца лавка. Я вот что хочу сказать, джентльмены: надо избрать делегатов, и пусть они договорятся с хозяевами. Им не обойтись без нас, да и лавочникам тоже. Им без нас не обойтись. Я согласен, что пятьдесят процентов прибавки — это многовато. Надо требовать двадцать пять процентов...
Выступали еще и другие ораторы. Худой и тщедушный буассонист с необыкновенно зычным голосом пытался сорвать собрание.
— Слушайте, слушайте этих старых олухов! — кричал он, указывая на Винчестера и Эллиса. — Думаете, они, как Моисей, выведут вас из Египта?
Из нижней квартиры стучали в пол, протестуя против шума и топота, но никто не обращал на это внимания. После того как Эллис отчитал как следует буассониста и заставил всех, даже самого пострадавшего, вдоволь посмеяться, были избраны делегаты для переговоров с владельцами пекарен. Собрание закончилось. Все шумно сошли по лестнице вниз, споря, переговариваясь и смеясь.
Глава XXX
Подталкивая друг друга, пекари спустились по узкой лестнице и собрались группками на тротуаре. Дюк, расталкивая их, покрикивал:
— Разойдись, разойдись!
Толпа недружелюбно поглядывала на сыщика. Всех возмутило его присутствие на собрании.
Кассандра как можно более презрительным тоном, стараясь, чтобы ее услышал сыщик, сказала:
— Посмотрели бы вы, как они ведут себя во время облав на игорные дома. Если нет прямых улик, чтобы схватить человека, они подбрасывают ему в карман игральные кости.
Низенькая женщина с длинным подбородком поддакивала Касси:
— Верно, детка, верно... Я слышала, что они вот так и хотели схватить Бойси. Это верно?
— Да, это было в субботу вечером, когда они устроили облаву в деревушке Джон-Джон. Двадцать полисменов окружили дом, но Альберту все же удалось убежать, — и Касси понизила свой грудной голос, в котором слышалось нескрываемое торжество.
— А ну, что ты там болтаешь о полиции? Поди-ка сюда! — и сыщик Дюк так грубо схватил Касси за руку, что она поморщилась от боли.
— Что я такого сказала? — воскликнула она, испуганно оглядываясь вокруг. — Пустите меня, пустите!
Дюк окинул взглядом настороженную, враждебную толпу, словно выискивал в ней кого-то.
Не в силах вырваться из его рук, Касси еще громче закричала:
— Пустите меня! О господи, да пустите же меня!
Джо сделал шаг вперед. Он видел, как маленькая длиннолицая женщина бесстрашно набросилась на огромного сыщика, осыпая его бранью.
— Позор! Позор! Ведь ни за что ни про что!..
— А ну-ка, возьми и ее тоже! — сказал Дюк другому сыщику. Тот схватил женщину и, хотя она отчаянно отбивалась, потащил за собой по тротуару, словно овцу на веревке.
Толпа росла, привлеченная скандалом. Шофер проезжавшего мимо такси, имевший, должно быть, все основания почтительно относиться к Дюку, приветствовал его и остановил машину. Сыщики втолкнули женщин в такси, сели рядом, и такси тронулось.
— Хочет выслужиться перед начальством, — заметил мужчина лет сорока с шишковатым, лоснящимся черепом. — Хочет, чтобы белые прицепили ленточку к его мундиру.
— Я сам слышал, что она сказала, — протестующе говорил всем Джо. — Совсем безобидные слова. Я сам слышал...