И, сколько потом мать ни расспрашивала её об этом, она больше ничего не сказала, ибо считала, что «если она сумела ускользнуть из рук своего врага и замысел его не удался, он этим одним за всё уже наказан сполна».
Из её слов герцогиня Ангулемская уразумела одно — у Маргариты не осталось больше никаких чувств к Бонниве. Что в глазах её матери, обожавшей красавчика Гильома, было верхом безрассудства, и после этого она долго не разговаривала с дочерью. Тем не менее, как показали дальнейшие события, адмирал не оставил надежду овладеть Маргаритой силой.
Франциск I уже давно хотел посмотреть на новый замок своего друга, тем более, что неподалёку были прекрасные леса, где водилось много оленей. И вот, весной 1517 года двор отправился в Пуату. Прибыв туда, король спросил у герцога Бурбона, чей замок Шательро, находившийся поблизости, значительно уступал по размерам обиталищу Бонниве:
— Что Вы думаете об этом великолепном замке?
— Я вижу в нём только один дефект, сир, — ответил коннетабль, — эта клетка слишком велика для птицы (Гуфье — по фр. «птица»).
Франциск усмехнулся:
— В Вас говорит зависть.
— Но как я могу завидовать человеку, чьи предки считали за честь быть оруженосцами моего дома?
Хотя род Гуфье действительно происходил из Бурбонне, после этих слов коннетабля Бонниве преисполнился к нему ещё большей ненавистью. Тем более, что герцог тоже был поклонником Маргариты. Тем не менее, адмирал втайне уже предвкушал своё торжество над соперником. В одном крыле замка он поселил короля и королеву, а в другом — Маргариту (по-видимому, она была без мужа). Отведённая для неё комната была прекрасно отделана, стены её были завешены гобеленами, а пол устлан коврами, под которыми невозможно было заметить встроенный возле самой кровати люк, ведущий вниз, в спальню Гильома. Однажды ночью он поднялся по лестнице в комнату принцессы.
— В одну минуту, забыв о благородном происхождении этой дамы и о том, как он ей обязан, не испросив её позволения и пренебрегши всякой учтивостью, он улёгся возле неё и, раньше чем она успела обнаружить его присутствие, крепко сжал её в своих объятиях, — пишет Маргарита.
Однако, проснувшись, сестра короля, стала звать на помощь. Одновременно, будучи женщиной сильной, она яростно била, кусала и царапала насильника. Спавшая в комнате принцессы Жанна де Шатийон тут же вскочила с постели и в одной рубашке бросилась к ней на помощь. Поняв, что замысел его сорвался, Бонниве поспешил отступить обратно через люк.
Обыскав вместе со своей первой дамой все уголки комнаты и не обнаружив никаких следов, Маргарита в гневе воскликнула:
— Уверяю Вас, что это не кто иной, как хозяин этого дома. Пусть же завтра брат мой увидит на его лице доказательства моего целомудрия.
Видя её негодование, Жанна сказала:
— Ваша Светлость, это хорошо, что Вы так дорожите своей честью и для того, чтобы ещё больше укрепить её, готовы принести в жертву того, кто не пожалел её именно потому, что так сильно Вас любит. Но нередко человек думает, что сохраняет свою честь, в то время как в действительности он её теряет. Поэтому прошу Вас, госпожа моя, расскажите мне всё от начала и до конца.
Когда же принцесса поведала ей о домогательствах Гильома, её бывшая гувернантка спросила:
— А Вы уверены, что он ничего не получил от Вас, кроме царапин и тумаков?
— Разумеется, — заверила её Маргарита, — и если он не обратится к хорошему хирургу, я убеждена, что завтра же следы их выступят на его лице.
— Ну, раз так, Ваша Светлость, мне думается, что, скорее всего, Вам следует благодарить Бога, а не помышлять об отмщении. Можете не сомневаться в том, что, коль скоро он нашёл в себе смелость пуститься на такой рискованный шаг и сейчас терпит огорчение от постигшей его неудачи, любая смерть была бы для него только избавлением от страданий. Если же брат Ваш велит его судить, как Вы того хотите, и беднягу приговорят к смертной казни, сразу же распространится молва, что он сумел склонить Вас к взаимности. Вы молоды, хороши собой и ведёте открытую светскую жизнь. Нет такого придворного, который бы не заметил, как радушно Вы принимаете у себя того самого дворянина, которого сейчас подозреваете в этом недобром умысле. И каждый про себя рассудит, что если он дерзнул на такой опасный шаг, то дело здесь не обошлось и без Вашей вины. И тогда честь Ваша, которая позволяет Вам сейчас ходить с высоко поднятой головой, будет поставлена под сомнение всеми теми, кто об этом узнает.
Подумав, герцогиня Алансонская решила послушаться свою первую даму. На другой день, собираясь уезжать, король позвал к себе своего любимца, чтобы с ним проститься. Но тот попросил передать, что плохо себя чувствует. Так и не простившись, Франциск уехал вместе с женой и сестрой. И хотя потом он несколько раз посылал узнать, поправился ли адмирал, тот всё ещё не решался явиться ко двору, пока не залечил все свои раны. Из-за этого Бонниве стал объектом острот и шуток придворных, которые были не меньше короля озадачены его внезапным недомоганием.