Жемчужина среди принцесс

В Монпелье принцесса встретилась с кардиналом Лотарингским и папским легатом, присоединившимся к её кортежу. Также навстречу ей выехали герцог и герцогиня Вандомские. В Низмесе она, вероятно, получила известие о недомогании матери и быстро продолжила своё путешествие вверх по Роне до Дузера, небольшого городка, расположенного вблизи от Монтелимара. В Дузере с Маргаритой произошёл неприятный инцидент: при выходе из носилок она поскользнулась и упала на землю, разбив колено до кости. Рана была очень болезненной, и, по словам вызванных хирургов, достаточно серьёзной, что заставило герцогиню Алансонскую провести день в постели.

Возобновила своё путешествие она примерно 6 или 7 января и прибыла в Руссильон на следующий день после своего отъезда из Дузера. Несмотря на то, что Мадам сильно страдала от недомогания, она встретила дочь с радостным волнением и вознесла хвалу Богу за её благополучное возвращение. Материнские объятия были Маргарите наградой за все её труды, опасности и лишения, которые она так мужественно преодолела во время того, что сама назвала своим «Великим путешествием в Великую Испанию».

Глава 14

Возвращение короля

Маргарита пробыла в Руссильоне едва ли пять дней, наслаждаясь душевным и телесным покоем, когда её внезапно вызвали в Блуа, где маленький Карл, герцог Ангулемский, заболел корью, заразив остальных своих братьев и сестёр, за исключением самой младшей, тёзки своей тётушки. Все дети короля были болезненными, но особенно хрупкой казалась принцесса Мадлен, наделённая редкой, изысканной красотой. При виде её личика с мягким взглядом карих глаз и изящной фигурки невольно возникали мысли о недолговечности этого прелестного создания. А так как у Маргариты ещё были живы воспоминания о страданиях принцессы Шарлотты, чей путь к преждевременной кончине начался тоже с кори, то она почувствовала сильную тревогу.

К сожалению, Мадам тоже чувствовала себя крайне плохо и не могла покинуть Руссильон. Но поскольку приступ подагры у неё был менее сильным, чем обычно, Маргарита попрощалась с матерью и отправилась в Блуа, чтобы ухаживать за своими маленькими племянниками и племянницами. По прибытии туда она обнаружила, что все дети уже начали выздоравливать, за исключением Карла. Принцесса Мадлен же проболела сравнительно мало, но корь для неё имела серьёзные последствия, поскольку, как и Шарлотта, она имела предрасположенность к туберкулёзу. Герцогиня Алансонская написала матери, чтобы та тоже приехала в Блуа и побыла вместе с детьми ввиду приближающейся разлуки с дофином и герцогом Орлеанским, которые должны были отправиться вместо Франциска в испанский плен. Однако из-за важных дел Луиза Савойская не могла сразу удовлетворить желание своей дочери. Она всё ещё оставалась в окрестностях Лиона, ожидая прибытия маршала Монморанси с текстом Мадридского мирного договора. Измученная тревогами регентша только спустя несколько дней сообщила своему сыну о болезни его детей и об их быстром выздоровлении. Как и мать, Маргарита тоже всегда заботилась о том, чтобы избавить своего брата от ненужных тревог, поэтому написала ему примерно в то же время:

— Господин дофин (Франциск) творит чудеса в учёбе и задаёт сотни тысяч вопросов кроме своих обычных школьных занятий… Господин д'Орлеан (Генрих) сейчас сидит, углубившись в свою книгу, и говорит, что он тоже полон решимости быть хорошим; но господин д’Ангулем (Карл) знает больше, чем все остальные, и делает и говорит вещи, которые для его возраста считаются поразительными… Маленькая Марго растёт, как я; она следует моему примеру и всегда отказывается болеть; мне говорят, что она становится очень грациозным ребенком и обещает быть намного красивее, чем когда-либо была мадемуазель д'Ангулем (сама Маргарита)…

В это время произошло событие, которому суждено было оказать большое влияние на дальнейшую судьбу Маргариты. Это был побег Генриха д'Альбре из замка Павии, где он содержался под строгим надзором с тех пор, как попал вместе с Франциском в плен к испанцам. Король Наварры предлагал императору большой выкуп, но все его предложения были отвергнуты. Карл V не желал освобождать принца, чьи притязания на корону Наварры стали причиной большого кровопролития, или, возможно, он ждал, пока переговоры с Франциском I не достигнут удовлетворительного завершения, чтобы потребовать от Генриха отказа от прав на его владения. У короля Наварры, однако, было мало желания полагаться на терпимость и милосердие императора.

— Он был принцем, наделённым исключительной изобретательностью и грацией тела и ума, восхитительного и тонкого, умевшего находить выход из самого безнадёжного положения, — пишет Пьер Ольхагарай в своей «Истории де Фуа, Беарна и Наварры», изданной в 1609 году.