Женщина французского лейтенанта

И вот уже он лежит неподвижно. С тех пор, как он вошел в спальню, миновало ровно полторы минуты.

47

Отвергни, как в аду сама Дидона

Изменника Энея – непреклонно,
И будь одна в том мире, навсегда.

Мэтью Арнольд. Школяр-цыган (1853)

Тишина.

Они лежали, словно парализованные содеянным. Застывшие во грехе, оцепеневшие от восторга. Чарльз напоминал город, на который с безоблачного неба упала атомная бомба; вместо посткоитальной грусти – сиюминутный всеобъемлющий ужас. Принципы, будущее, вера, благородные помыслы – все сровняли с землей. Но он-то выжил, сохранил свою драгоценную жизнь, последний из смертных, один-одинешенек… и чувство вины радиоактивным излучением уже проникало внутрь через нервные окончания и кровеносные сосуды. Из далекой зыбкой тени на него скорбно взирала Эрнестина… мистер Фриман отвесил ему пощечину… два каменных изваяния, застывшие в своей праведности, чего-то ждущие.

Он освободил Сару от гнета собственного тела и перевернулся на спину, после чего она смогла к нему прижаться и положить голову ему на плечо. Он глядел в потолок. Влип, это ж надо так влипнуть!

Он слегка прижал ее к себе. Она робко протянула руку и обняла его. Дождь прекратился. Где-то под окном прозвучали тяжелые размеренные шаги. Полицейский, скорее всего. Представитель закона.

– Я хуже, чем Варгенн, – сказал Чарльз.

Вместо ответа она стиснула руку Чарльза, словно ему возражая и одновременно его успокаивая. Но в нем заговорил мужчина.

– Что теперь с нами будет?

– Я дальше этой минуты не заглядываю.

Он стиснул ее плечо, поцеловал в лоб и снова уставился в потолок. Какая же она еще юная, какая потрясенная.

– Я должен разорвать помолвку.

– Я ничего от вас не прошу. И не могу просить. Это я виновата.

– Вы меня предупреждали. Я сам во всем виноват. Я знал, на что иду… и сознательно закрывал глаза. Я забыл о своих обязательствах.

– Я так этого хотела, – прошептала она. И печально повторила: – Я так этого хотела.

Он гладил ее по волосам. Они, как вуаль, закрывали лицо.

– Сара… какое чудесное имя.

Она промолчала, а он продолжал гладить ее по волосам, как ребенка. Но мысли его были далеко. И, словно угадав, она заговорила:

– Я знаю, что вы не можете на мне жениться.

– Я должен. Я хочу. Если я этого не сделаю, то не смогу смотреть себе в глаза.

– Я плохая. Я давно мечтала о таком дне. Я недостойна быть вашей женой.

– Моя дорогая…

– Ваше положение в обществе, ваши друзья, ваша… я знаю, она вас любит. Я это чувствую.

– Но я ее больше не люблю!

Она дала этому выплеску раствориться в тишине.

– Она вас достойна. А я – нет.

Наконец он отнесся к ее словам всерьез. Он повернул ее лицом к себе, и они встретились скорбными взглядами в сумеречном свете из окна. В его глазах застыл ужас, а в ее сквозили улыбка и покой.

– Вы же не хотите, чтобы я ушел… как будто между нами ничего не случилось?

Она не ответила, но он все прочел по ее глазам. Он приподнялся на одном локте.

– Вы не можете мне все прощать. И ни о чем не просить.

Она откинулась на подушку, устремив взгляд в смутное будущее.

– Почему нет, если я вас люблю?

Он прижал ее к себе. От мысли о такой жертвенности у него навернулись слезы. Как же они с Гроганом были к ней несправедливы! Да она благороднее любого из них.

Чарльз испытывал презрение к мужскому полу: банальному, легковерному, эгоистичному. Но, поскольку он сам к нему принадлежал, в голове промелькнула характерная подлая мыслишка: а что, если это его прощальная ходка, последний грешок молодости? Впрочем, он тотчас ощутил себя убийцей, оправданным из-за какой-то технической ошибки следствия. Да, он может выйти из здания суда на свободу, но чувство вины он будет носить в своем сердце до конца дней.

– Я сам для себя загадка.

– Мне это знакомо. А все потому, что мы согрешили и не можем поверить. – Она обращалась в непроглядную ночь. – Я желаю одного: чтобы вы были счастливы. Теперь, когда я знаю, что был такой день и вы меня любили… я выдержу все… кроме мысли о вашей смерти.

Он снова приподнялся на локте и поглядел на нее сверху. Этот огонек в глазах от глубинного познания мужчины… духовный или психологический ответ на сугубо физическое познание ее как женщины. Он наклонился и поцеловал ее из куда более чистой любви, чем та, что ранее вспыхнула от страстных поцелуев и передалась его лону. Чарльз был истинным викторианцем. Он отказывался верить, что трезвомыслящая женщина готова быть сосудом для мужской похоти и даже испытывать от этого радость. Один раз он уже непростительно злоупотребил ее любовью; больше такое не должно повториться. Да и время… давно пора! Он сел на постели.

– Эта дама внизу… а в гостинице меня ждет мой слуга. Я вас прошу, дайте мне пару дней на размышления. Сейчас я ничего не соображаю.

Она произнесла с закрытыми глазами:

– Я вас недостойна.

Бросив на нее прощальный взгляд, он встал и ушел в другую комнату.

И там у него случилось озарение!