Женщина французского лейтенанта

Она осела на стул, глядя на него расширенными зрачками. А потом уткнулась лицом в ладони. Пока она плакала, он тупо рассматривал фарфоровую овечку на каминной полке. А в будущем всякий раз, когда он видел подобные фигурки, у него краснели щеки от самоедства. Но вот она заговорила, да с таким напором, что он аж вздрогнул.

– Если я сама себя не убью, то умру от стыда!

– Я не заслуживаю того, чтобы обо мне сожалеть хоть одну минуту. Ты встретишь других мужчин… не сломленных жизнью. Достойных мужчин, которые… – он замешкался, и у него само вырвалось: – Ради всего святого, обещай мне никогда не произносить вслух таких слов!

Она пришла в ярость.

– Ты думал, я тебя прощу?

Он молча покачал головой.

– Мои родители, мои друзья… что я им скажу? Мистер Чарльз Смитсон решил, что его любовница в конечном счете важнее, чем его честь, его обещания, его…

Звуки рвущейся бумаги. Даже не оборачиваясь, он догадался, что это она вымещает свой гнев на отцовском письме.

– Мне казалось, она навсегда исчезла из моей жизни. Но чрезвычайные обстоятельства…

Она как будто решала, обрушить ли на него всю свою ярость. Но ее голос прозвучал неожиданно холодно и язвительно.

– Ты нарушил свое обещание. У слабого пола есть только одно лекарство.

– И ты с полным правом можешь им воспользоваться. Мне останется лишь признать свою вину.

– Мир узнает про тебя всю правду. Ну и пусть.

– Мир так и так узнает всю правду.

Осознание того, что он совершил, потрясло все ее существо. Она только качала головой. Он сел напротив – рукой не дотянешься, зато можно обратиться напрямую к ее разуму.

– Неужели ты всерьез, хоть на одну минуту, готова предположить, что я останусь безнаказанным? Что это не самое ужасное решение из всех, какие мне приходилось принимать в моей жизни? Что это не мой проклятый час, который я буду помнить с глубочайшим раскаянием до последнего вздоха? Ты можешь меня считать… так и есть, я обманщик… но я не бессердечный. Иначе я не сидел бы сейчас перед тобой. Я отправил бы тебе письмо, сбежал бы за границу…

– Как жаль, что ты этого не сделал.

Он уставился на ее темечко, потом встал. Он поймал свое отражение в зеркале, и его двойник – он-то и был настоящим Чарльзом. А этот, в комнате, самозванец, как она выразилась… и всегда таким был в отношениях с Эрнестиной… человеком, выдающим себя за другого. И тут он прибег к еще одной из своих домашних заготовок.

– Я не жду от тебя ничего, кроме гнева и обиды. Я прошу лишь об одном… когда эти понятные чувства немного улягутся, чтобы ты поняла: никакое осуждение моих действий не идет ни в какое сравнение с суровостью моего собственного приговора… и единственное мое оправдание – это невозможность больше обманывать ту, к которой я питаю только уважение и восхищение.

Прозвучало фальшиво, да в основе и была фальшь, и Чарльз поежился, чувствуя ее рвущееся наружу презрение.

– Я пытаюсь себе ее представить. Наверняка титулованная… с претензиями аристократки. О… почему я не прислушалась к словам моего несчастного отца!

– То есть?

– Он много чего понял про вашу знать. У него даже есть про нее афоризм: «Хорошие манеры и неоплаченные счета».

– Я не принадлежу к знати.

– Ты как твой дядя. Ты ведешь себя так, словно твой статус позволяет тебе не обращать никакого внимания на то, во что верим мы, обычные люди. И она такая же. Какой же надо быть низкой, чтобы заставить мужчину нарушить свою клятву! Нетрудно догадаться. – И Эрнестина тут же выдала свою догадку: – Она замужняя.

– Я не стану это обсуждать.

– Где она сейчас? В Лондоне?

Бросив на нее короткий взгляд, он развернулся и направился к выходу. Она встала.

– Мой отец изваляет твое имя в перьях… и ее тоже. Твои друзья и знакомые будут отвергать и презирать тебя. Ты будешь вынужден бежать из Англии, ты…

Он остановился у порога, открыл дверь. И эти действия – или невозможность придумать для него достойное проклятие – заставили ее остановиться. Она шевелила губами, но уже молча. Потом покачнулась, и какой-то несогласный внутренний голос произнес его имя… словно она до сих пор пребывала в ночном кошмаре и вдруг захотела услышать, что все, она проснулась.

Он замер. А она покачнулась и неожиданно осела на пол рядом со стулом. Он инстинктивно чуть не бросился на помощь, но что-то во всем этом – то, как осторожно подогнулись ее колени и как ее тело аккуратно завалилось набок, – его остановило.

Он поглядел на лежащую фигуру и отметил всю условность оцепенелой позы.

– Я безотлагательно напишу вашему отцу, – сказал он.

Никакой реакции. Она лежала на ковре с закрытыми глазами, вытянув одну руку с довольно жалким видом. Чарльз подошел к камину, резко дернул за веревочку колокольчика и вернулся к распахнутой двери. Как только раздались шаги служанки, он сразу покинул комнату. Мэри бежала из кухни вверх по лестнице. Он показал пальцем на гостиную.

– У молодой хозяйки случился обморок. Вы должны все время находиться при ней. А я схожу за доктором Гроганом.

Казалось, Мэри сама сейчас потеряет сознание. Она схватилась за перила и уставилась на Чарльза выпученными глазами.