Женщина французского лейтенанта

– Я категорически возражаю. Он сам меня сюда вызвал. И сейчас ждет моего сообщения, что бедняжке ничего не угрожает. Мы увидимся, и, можете не сомневаться, я не стану с ним миндальничать. Я сниму с него три шкуры.

– Его следовало бы выпороть и заковать в колодки. В моей молодости так и поступали… Мой бедный, бедный ангел. – Она встала. – Я должна идти к ней.

– А я к нему.

– Скажите ему от меня, что он разрушил счастье самой милой и доверчивой…

– Да, да, да… успокойтесь. А заодно выясните, отчего ваша служанка в таком отчаянии. Можно подумать, что это ей разбили сердце.

Миссис Трантер проводила доктора, вытерла слезы и поднялась по лестнице в покои Эрнестины. Между задернутых штор пробивался дневной свет. Мэри сидела возле жертвы. При виде хозяйки она встала. Эрнестина глубоко спала, лежа на спине и повернув голову набок. Лицо на удивление спокойное, невозмутимое, дыхание легкое. На губах некое подобие улыбки. Ироническая изнанка этого умиротворения поразила миссис Трантер в самое сердце. Бедное дитя, когда она проснется… у тетушки снова брызнули слезы из глаз. Она их промокнула и только теперь обратила внимание на служанку. Мэри в самом деле походила на человека, ввергнутого в бездну трагедии, хотя так должна была бы выглядеть Тина… И тут она вспомнила несколько недовольный тон, прозвучавший в последних словах доктора. Она дала знак служанке следовать за собой, и они вышли на лестничную площадку, оставив дверь открытой настежь. Говорили они шепотом.

– Расскажи мне, дитя мое, что произошло.

– Мистер Чарльз меня п’звал, мэм. Мисс Тина лежала в оммороке, а он побежал за доктором. Мисс Тина открыла глаза, но ничего не гов’рит, я уложила ее в п’стель, мадам, и у нее началась изтерика, то смеется, то кричит, я прям так перпугалась. А п’том пришел доктор и ее упокоил. Ох, мэм.

– Ну все, все. Ты все правильно сделала, Мэри. Она ничего не сказала?

– Она меня спр’сила, куда ушел мистер Чарльз, я ск’зала, за доктором, тогда у нее началась изтерика, мэм.

– Ш-ш. Ш-ш.

Мэри уже готова была перейти на крик, и наблюдались все симптомы истерики. Поскольку миссис Трантер испытывала сильное поползновение хоть кого-то успокоить, она обняла Мэри и погладила по голове. Конечно, нарушила этикет, но, думаю, небесный дворецкий не закроет врата перед ее носом. Тело девушки сотрясалось от беззвучных рыданий, которые она старалась контролировать ради другой страдалицы. Наконец, затихла.

– Ну и что стряслось?

– Сэм. Он был внизу, мэм. П’ругался с мистером Чарльзом и ск’зал, что от него уходит, мистер Чарльз ему не заплатит ни гр’ша. – Она подавила запоздалый всхлип. – И че теперь с нами будет?

– Поругался? Когда это случилось, дитя мое?

– Пер’д тем как он сюда пришел. Из-за мисс Тины, мэм.

– Но как это произошло?

– Сэм знал, что все так будет. Что мистер Чарльз… он плохой, он плохой, мэм. Мы хотели ей сказать, но не р’шились.

Из спальни донесся тихий звук. Миссис Трантер спешно заглянула внутрь… лицо спящей оставалось спокойным. Тетушка снова вышла к поникшей служанке.

– Я с ней побуду, Мэри. А мы поговорим позже. – Девушка опустила голову еще ниже. – Этот Сэм… ты правда его любишь?

– Да, мэм.

– А он тебя?

– Иначе б он не отк’зался уехать вместе с хозяином, мэм.

– Пусть он подождет. Я хочу с ним поговорить. Мы ему найдем подходящее место.

Мэри подняла зареванное лицо.

– Я не х’чу никогда с ним не расставаться, мэм.

– И не надо… до самого дня свадьбы.

Миссис Трантер наклонилась и поцеловала ее в лоб. Потом ушла в спальню и села на кровать рядом с Эрнестиной, а Мэри отправилась на кухню. Оттуда, к явному неудовольствию поварихи, она помчалась во двор, чтобы за кустом сирени броситься в раскрытые объятья Сэма.

53

Мы же видим, куда это нас привело… настаивание на совершенстве отдельно взятой части нашей натуры, а не всей натуры в целом; выделение моральной стороны, связанной с подчинением; постановка строгой моральной ответственности во главу угла и откладывание на потом, в другой жизни, желание быть цельным во всех отношениях во имя полного и гармоничного развития человечества.

Мэтью Арнольд. Культура и анархия

– Она… ей лучше?

– Я погрузил ее в сон.

Доктор пересек комнату и остановился, руки за спину, перед окном с видом на улицу, ведущую к морю.

– Она… она ничего не сказала?

Доктор, не оборачиваясь, отрицательно покачал головой, немного помолчал, а затем резко повернулся к Чарльзу.

– Сударь, я жду объяснений!