Женщина французского лейтенанта

По правде говоря, не было вообще никаких желаний. Тем удивительнее, что у него вдруг проснулась давняя страсть к путешествиям, казалось бы, угасшая за последние годы. Хорошо бы сейчас перенестись в Кадис, Неаполь или на Мореа, в теплую средиземноморскую весну, не столько даже из-за самой весны, сколько ради свободы, когда впереди тебя ждут недели странствий, морские вылазки к островам, горным вершинам, голубым горизонтам неизвестного.

А через полчаса он уже миновал маслобойню и вышел к Верской пустоши. Мог ли он выбрать другой путь? Разумеется. Однако он строго запретил себе даже приближаться к луговине на утесе. А если, паче чаяния, встретит мисс Вудраф, то вежливо, но твердо поступит так, как ему следовало поступить во время их последней встречи – а именно, откажется вступать в разговор. Но она ходит в одно и то же место, можно не сомневаться. Так что если держаться подальше, то они точно не пересекутся.

Соответственно задолго до опасной точки он свернул на север и двинулся через рощу из ясеней, увитых плющом. Это были огромные деревья, одни из самых больших в Англии, в чьих мощных развилках прятались диковинные колонии сладкокорня. Вид этих исполинов и подсказал вторгшемуся в их владения джентльмену идею открыть здесь свой дендрарий. Чарльз ощущал себя карликом, симпатичным карликом, пробирающимся между ними к почти вертикальным меловым граням. У него даже улучшилось настроение, особенно когда среди пролески многолетней и аронника замелькала кремневая галька. Вскоре он подобрал образчик Echinocorys scutata[67]. От него мало что осталось… еле видный след от одной из пяти сходящихся лентовидных пористых пластинок, украшающих идеальный панцирь. Но все же лучше, чем ничего, и обнадеженный Чарльз то и дело останавливался и нагибался.

Он не сразу вышел к подножию утеса, где валялась кремневая порода, наверняка подвергшаяся коррозии и истертая. Не меняя уровня, он стал продвигаться на запад. Там и сям заросли плюща, неразборчиво карабкаясь по скалам и веткам деревьев, повисали у Чарльза над головой неровными занавесами. В одном месте ему пришлось буквально продираться сквозь зеленый тоннель, в конце которого, на прогалине, напа́дали куски кремня. Здесь, вероятно, было чем поживиться, и он решил досконально обследовать территорию, со всех сторон окруженную разросшейся ежевикой. Минут десять он занимался делом, слыша лишь мычание теленка на далеком поле, хлопанье крыльев и воркованье лесных голубей да едва различимый морской плеск где-то там внизу за деревьями. И тут как будто где-то рядом скатился камешек. Он задрал голову, ничего особенного не увидел и решил, что действительно с мелового утеса упал кусок кремня. Еще пару минут он поисследовал образцы, и вдруг какая-то необъяснимая интуиция, вероятно, доставшаяся ему со времен палеолита, подсказала ему, что он тут не один. Он резко обернулся.

Она стояла над ним, метрах в сорока, там, где заканчивался тоннель из плюща. Сколько она так простояла, можно было только гадать, однако он вспомнил про недавно скатившийся камешек. Он немного даже испугался; просто невероятно, как бесшумно она подкралась. Хотя она не в кованых ботинках, но все равно ей пришлось проявить особую осторожность. Она явно следовала за ним по пятам, чтобы вот так удивить.

– Мисс Вудраф! – Он приподнял шляпу. – Как вы здесь оказались?

– Я видела, как вы прошли мимо.

Он приблизился к ней по каменистой осыпи. Она, как и прежде, держала шляпку в руке. Волосы растрепались, словно от ветра, вот только ветра не было. Это придавало ей несколько одичалый вид, усугубляемый цепким взглядом. Он даже подумал: «А почему, собственно, я решил, что она не может быть немного сумасшедшей?»

– Вы хотите… мне что-то сказать?

Этот цепкий взгляд – не столько сквозь него, сколько сверху вниз. Сара была обладательницей необычного типа женского лица, чья привлекательность очень меняется в зависимости от настроения, освещения и угла зрения наблюдателя. Сейчас ее драматически выхватил косой луч, чудом пробившийся сквозь тучи, что нередко случается в послеполуденной Англии. Он озарил ее фигурку, за которой просматривался зеленый склеп, и придал лицу необыкновенную, высшую красоту, торжественную и при этом залитую внутренним, а не только внешним светом. Чарльз вспомнил, что вот так же крестьянин неподалеку от водопада Гаварни в Пиренеях якобы увидел Деву Марию, стоящую у дороги… всего за несколько недель до того, как там прошел Чарльз. Его отвели к тому месту – ничего примечательного. Но если бы тогда перед его взором явилась такая фигура!

Впрочем, у этой фигуры миссия была вполне приземленная. Она запустила руки в карманы пальто и предъявила ему два великолепных образца Micraster[68]. Он взобрался по насыпи, чтобы получше их разглядеть. Потом поднял удивленный взгляд; его встретило неулыбчивое лицо. И тут он вспомнил, как в то утро у миссис Поултни вкратце упомянул о палеонтологии и важности морских ежей. И вот он снова вгляделся в образцы, что лежали у нее на ладонях.

– Вы их не возьмете?