Женщина французского лейтенанта

– Она добрейшей души человек. И сама невинность. Если бы рядом был капитан Талбот… но увы. Вначале я стеснялась ей говорить. А под конец уже боялась… боялась советов, которые она станет мне давать. – Сара принялась обрывать лепестки молочая. – А Варгенн проявлял настойчивость. Он меня заверял, что его будущее счастье зависит от того, поеду ли я с ним… даже больше, что от этого зависит и мое будущее счастье. Он много чего успел про меня узнать. Что мой отец умер в доме для умалишенных. Что я осталась без родных, без средств к существованию. Что на протяжении многих лет я чувствовала себя таинственным образом проклятой… почему, кто знает… обреченной на одиночество. – Она отложила молочай и соединила руки на коленях. – Моя жизнь погрузилась в тоску, мистер Смитсон. Как будто было предначертано, что я никогда не подружусь с ровней, никогда не обзаведусь собственным домом, никогда не увижу мир иначе как нечто общее, где я исключение. Четыре года назад мой отец был объявлен банкротом. Все наше имущество пошло с молотка. С тех пор я страдаю от иллюзии, что даже вещи – стулья, столы, зеркала – сговорились, чтобы усугубить мое одиночество. Они говорят: «Ты не будешь нами владеть, мы никогда не будем твоими». Я знаю, это безумие, знаю, что в промышленных городах люди живут в бедности и одиночестве, в сравнении с которыми я живу в комфорте и купаюсь в роскоши. Но когда я читаю про юнионистов и их отчаянные акты мести, я в общем-то их понимаю. Даже немного им завидую, поскольку они знают, где и как обрушить свое возмездие. А я бессильна. – В ее голосе прозвучали новые нотки, некий напор, отчасти опровергающий ее последнее утверждение. Уже более спокойным тоном она добавила: – Боюсь, что я не очень понятно объясняю.

– Не уверен, что могу потворствовать вашим чувствам, но я их прекрасно понимаю.

– Варгенн уехал в Уэймут, где его ждал пакетбот. Миссис Талбот, естественно, предположила, что он сразу отчалит. Но он пообещал меня дождаться. Я ничего не обещала. Наоборот, я поклялась… я не могла сдержать слез. Напоследок он сказал, что будет ждать меня неделю. Нет, говорю, я за вами не последую. Но прошел день, второй, его рядом нет, и на меня накатила такая волна одиночества. Я думала, я в ней утону. Хуже, что я отпустила соломинку, которая могла меня спасти. Я впала в отчаяние. И оно усугублялось болью от необходимости держать все в себе. На пятый день я не выдержала.

– Насколько я понимаю, все это скрывалось от миссис Талбот. И за эти дни у вас не закрались подозрения? Неужели мужчина с честными намерениями так бы себя повел?

– Мистер Смитсон, я понимаю, мое неразумие и моя слепота человеку, не знакомому с моей природой и тогдашними обстоятельствами, могут показаться несоразмерными, даже преступными. Не стану скрывать. Наверное, я все про него понимала. Но какой-то глупый зверек в моей душе надел мне шоры на глаза. А потом пошли обманы. Стоит ведь только сделать несколько шагов, а дальше бывает трудно остановиться.

Это могло послужить предупреждением Чарльзу, но он был слишком поглощен ее историей, чтобы подумать о себе.

– И вы поехали в Уэймут?

– Я обманула миссис Талбот, сказав, что серьезно заболела моя школьная подруга. Она думала, что я еду в Шерборн. Оба маршрута проходят через Дорчестер. А уже оттуда я отправилась на омнибусе в Уэймут.

Сара замолчала, опустив глаза долу, как будто не могла себя заставить продолжать.

– Не мучайте себя, мисс Вудраф. Я догадываюсь…

Она покачала головой.

– Я должна об этом рассказать. Вот только не знаю как.

Чарльз тоже опустил взгляд. Где-то внизу, в кроне ясеня, запел невидимый дрозд-деряба, такой голосистый в безмятежном голубом пространстве. Наконец она продолжила:

– Я нашла меблированные комнаты недалеко от гавани. А затем пошла в придорожную гостиницу, где он собирался снять комнату. Его там не оказалось. Но меня ждала записка с названием другой гостиницы. Я отправилась туда. Место было… не слишком приличное. Я это поняла по реакции, когда назвала его имя. Мне сообщили номер комнаты и предложили туда подняться. Но я настояла на том, чтобы его позвали. И вот он спустился. Он страшно мне обрадовался, как истинный возлюбленный. Извинился за скромное заведение. Сказал, что здесь дешевле и что тут часто останавливаются французские моряки и купцы. Мне было не по себе, и он проявил большое участие. У меня с утра во рту не было маковой росинки, и он заказал еду…

Немного поколебавшись, она продолжила: