Женщины Цезаря

– Я понимаю, как мы можем объявить недействительным любой закон, который Цезарь или Ватиний проведут до конца года, – сказал он, – но сначала нам нужно обеспечить большинство в сенате. Это значит, что в будущем году в курульных креслах должны сидеть наши люди. Но кого нам удастся сделать консулом? Не говоря уже о городском преторе? Метелл Непот намерен покинуть Рим и залечивать свое горе на чужбине, так что он не в счет. Я буду претором. Претором будет Гай Меммий, который страшно ненавидит дядю Помпея Магна. Но кто станет консулом? Филипп – комнатная собачонка Цезаря. Таков же и Гай Октавий, женатый на племяннице Цезаря. Лентул Нигер не выиграет выборы, равно как и младший брат Цицерона Квинт. Любой, кто был претором до них, тоже потерпит поражение.

– Ты прав, Луций. Нам необходимы наши люди на консульской должности, – хмуро признал Бибул. – Авл Габиний выдвинет свою кандидатуру. Луций Пизон. Оба – в лагере популяров, и оба имеют шанс быть избранными. Нам надо убедить Непота не покидать Рим и баллотироваться в авгуры, а затем – и в консулы. Другим нашим кандидатом пусть будет Мессала Руф. Если в следующем году у нас не окажется своих курульных магистратов, мы не сможем объявить законы Цезаря недействительными.

– А как насчет Аррия, которому, я слышал, очень насолил Цезарь, который не поддержал его кандидатуру на консульскую должность? – спросил Катон.

– Слишком стар и недостаточно влиятелен, – презрительно ответили ему.

– Я слышал еще кое-что, – добавил недовольный Агенобарб: никто не назвал его имени в связи с освободившимся местом авгура.

– Что? – спросил Гай Пизон.

– Что Цезарь и Магн думают просить Цицерона занять место Коскония в Комитете пятерых. Его внезапная смерть так кстати! Цицерон будет для них удобнее.

– Цицерон слишком большой дурак, чтобы согласиться, – фыркнул Бибул.

– Даже если его попросит об этом его дорогой Помпей?

– На данный момент, я слышал, Помпей уже не «его дорогой», – засмеялся Гай Пизон. – Помпей проводил церемонию усыновления Публия Клодия!

– Можно подумать, это укажет Цицерону на его подлинное место в жизни государства! – фыркнул Агенобарб.

– Аттик пустил слух, что Цицерон говорит, будто Рим сыт им по горло!

– А он прав, – театрально вздохнув, подтвердил Бибул.

Собрание закончилось очень весело. Boni ликовали.

Марк Кальпурний Бибул с ростры объявил большой толпе, собравшейся в Риме на весенние игры, что он удаляется в свой дом, дабы наблюдать знамения небес. Цезарь решил не реагировать на сию новость публично. Он созвал сенат и провел заседание при закрытых дверях.

– Марк Бибул очень правильно сделал, что отослал свои фасции в храм Венеры Либитины, где они останутся до майских календ, когда они по праву перейдут ко мне. Однако нельзя останавливать все общественные дела. Мой долг перед избирателями Рима – руководить правительством. Именно для этого они вручили консульские полномочия – как мне, так и Марку Бибулу. Поэтому я намерен исполнить свой долг. Мне известно предсказание, которое Марк Бибул процитировал с ростры. У меня имеются два аргумента против трактовки этого предсказания, данной Марком Бибулом. Первое возражение – год не указан; второе – его можно трактовать минимум четырьмя различными способами. Так что пока пятнадцать жрецов коллегии, ведающей Книгами Сивилл, уточняют ситуацию и проводят необходимые исследования, я вынужден считать действия Марка Бибула необоснованными. Опять он превысил свои полномочия и самолично интерпретировал религиозный mos maiorum в своих политических интересах. Как и евреи, мы считаем нашу религию частью государственного строя. Государство не может процветать, если религиозные законы и обычаи профанируются. Однако мы единственные, кто заключает с богами договоры на законных основаниях. В этих договорах мы не претендуем на власть богов и не вымаливаем у них уступок. Важно то, что мы правильно направляем божественные силы, и лучший способ делать это – соблюдать свою часть договора. Необходимо делать все возможное, чтобы поддерживать процветание Рима и благосостояние народа. Действия Марка Бибула направлены на достижение прямо противоположных целей, и боги не вознаградят его за это. Он умрет вдали от Рима, покинутый всеми.

О, если бы только Помпей держался спокойнее! Столько лет такой славной карьеры! Пора бы ему уже знать, что в жизни все проходит не так гладко! И все же в Помпее еще много осталось от испорченного, капризного ребенка. Он хочет, чтобы все шло идеально. Он надеется загрести все, что душенька пожелает, да чтобы при этом его еще и похвалили.