Женщины Цезаря

– Ты так уверен в себе, Цезарь? – громко крикнул Катон. – Ты думаешь, что безнаказанно можешь приглашать меня высказаться? Может быть, и так. Но по крайней мере, протест против такого мошеннического распределения полномочий сохранится в наших протоколах! Как преданно и замечательно новый зять говорит в пользу своего нового тестя! Неужели Рим дошел до того, чтобы покупать и продавать дочерей? Значит, так мы должны объединяться политически – покупая и продавая дочь? Тесть в этом позорном союзе уже использовал своего прихвостня с шишкой на лбу, чтобы обеспечить себе проконсульство, в котором я и остальные истинные патриоты Рима изо всех сил старались ему отказать! Теперь зять намерен обеспечить tata еще одну провинцию! «Один человек – одна провинция» – вот что гласит mos maiorum! Отцы, внесенные в списки, разве вы не видите опасности? Неужели вы не понимаете, что, если вы удовлетворите просьбу Помпея, вы своими руками посадите в крепость тирана? Не делайте этого! Не делайте этого!

Помпей слушал со скучающим видом, на лице Цезаря было такое выражение, словно все происходящее его развлекает.

– Мне все равно, – сказал Помпей. – Я внес предложение из наилучших побуждений. Если сенат Рима хочет сохранить свое традиционное право распределять провинции наместникам, тогда ему стоит его принять. Вы можете игнорировать меня, отцы, внесенные в списки. Как вам угодно! Но если вы это сделаете, Публий Ватиний решит проблему на плебейском собрании и плебс отдаст Галлию Гаю Цезарю. Я лишь говорю, что лучше сделать это вам, чем оставлять решение плебсу. Если вы назначите Гая Цезаря в Галлию, тогда контроль за ситуацией останется за вами. Вы можете возобновлять его назначение в первый день каждого нового года – или нет, как захотите. Но если Цезаря назначат плебеи, он будет управлять Дальней Галлией пять лет. Вы этого желаете? Каждый раз, когда плебс проводит закон в той сфере, которая раньше была прерогативой сената, – всякий раз он чуть-чуть откусывает от власти сената. Мне-то все равно! Вам решать!

Это была лучшая речь Помпея, простая, без прикрас, что послужило только на пользу. Сенаторы подумали над тем, что он сказал, оценили правоту его слов и проголосовали за то, чтобы дать старшему консулу провинцию Галлия на один год, считая с первого дня следующего года. Вопрос продления срока будет решаться в сенате.

– Вы глупцы! – визжал Катон после голосования. – Полные глупцы! Несколько мгновений назад у него было три легиона, а теперь вы вручили ему четыре! Четыре легиона, три из которых – ветераны! И что этот негодяй Цезарь будет делать с ними? Использует их, чтобы успокоить свои провинции? Нет! Он двинется с ними на Италию, на Рим, чтобы сделаться царем Рима!

Речь его не была неожиданной. Для Катона она была и не особенно язвительной. Никто из присутствующих, даже среди boni, не поверил ему.

Но Цезарь не стерпел. Огромное напряжение, в котором он жил в течение последних месяцев, отпустило его, потому что теперь он получил то, что хотел.

Цезарь поднялся – лицо суровое, ноздри раздулись, глаза сверкают.

– Можешь вопить сколько угодно, Катон! – прогремел он. – Можешь вопить, пока небеса не упадут и Рим не исчезнет под водами! Да, все вы можете визжать, блеять, орать, скулить, рычать, критиковать, придираться, жаловаться! Но мне все равно! Я получил что хотел! Я вырвал это у вас! А теперь сидите и молчите, все вы, жалкие людишки! И если вы вынудите меня, я использую то, что получил, и разобью вам головы!

Они сели и замолчали, кипя от ярости.

То ли этот протест Цезаря против несправедливости, как он ее понимал, послужил тому причиной, то ли очень уж много накопилось оскорблений, включая брак дочери Цезаря, но с того самого дня популярность старшего консула и его союзников стала убывать. Общественное мнение насчет Бибула, смотрящего в небеса, оставалось достаточно негативным и дало Цезарю возможность получить две Галлии. Но после выходки Цезаря оно переменилось, и римское общество начало лебезить перед Катоном и Бибулом. Те быстро воспользовались преимуществом.

Им удалось купить молодого Куриона, которого освободили от обещания, данного Клодию. Он жаждал сделать жизнь Цезаря невыносимой. При каждой возможности он появлялся на ростре или на платформе у храма Кастора, немилосердно высмеивая Цезаря и его сомнительное прошлое, причем самым потешным образом. Бибул тоже присоединился к драке, вывешивая анекдоты, эпиграммы, заметки и указы на доску объявлений Цезаря на Нижнем форуме.