Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека

Любя жизнь человечной, возвышенной любовью, мудрый человек видит смысл своей жизни в творческом ее совершенствовании. И ему не свойственно сведение жизни к удовлетворению материальных потребностей сверх естественно необходимых, к всяческим излишествам (табаку, вину, изысканным блюдам, модной одежде, дорогим украшениям, сверхудобной квартире и др.) «Пока общество не достигло изобилия материальных благ для каждого, пока удовлетворение материальных потребностей, в особенности “потребности” в роскоши не обходится без урона для нравственной, целомудренной чистоты души, остается законом: чем меньше излишних материальных потребностей, тем больше духовной свободы, тем меньше случайностей угрожает этой бесценной свободе человеческого духа, – вот почему мудрец довольствуется необходимым» (Этика. С. 320).

«Нескромность, неестественность, сложность, вычурность характера вполне и всецело определены раздвоенностью, разорванностью и противоречивостью жизни, свойственными для неразумного в корне общественного строя, основанного на началах частной собственности, жизни, можно сказать, сотканной из противоречий, хаотически впитываемых сознанием человека с младенчества и уродующих и усложняющих его до последней крайности. И основание общества на ясных, простых, естественных и разумных началах общественной собственности устраняет основную причину (первопричину), порождающую разорванность сознания, равно как и неудовлетворенность жизнью и мировую скорбь, одновременно и смягчающую душу до безхарактерности и ожесточающую ее до болезненности». Болезненная нелюбовь человека к жизни, сказывающаяся в вечных его сомнениях относительно смысла жизни, в свойственных ему кичливости, мнительности и мизантропии, в его склонности к скептицизму и пессимизму, – такая нелюбовь к жизни несовместима со скромностью, которая и является нравственным правилом именно в той мере, в которой «почерпает свою нравственную цель … в принципе мудрости». А будучи возведена в самоцель, скромность может обернуться нравственной уродливостью, если в ранг естественности и простоты возводятся необузданность и низменные инстинкты человека: «мы, дескать, люди скромные, в академиях не учились и потому и поступаем просто в соответствии с естественными своими потребностями» (Этика. С. 322–323).

Воспитание себя в нравственном правиле ответственности создает душевную атмосферу для претворения в своей жизни, реализации на практике духовного принципа поступка – «О том, как надлежит поступать в каждом отдельном случае и обязывающем значении смерти». Воспитывать себя в нравственном правиле ответственности – значит воспитывать в себе строжайшую самоорганизацию и самодисциплину, ведь собственный произвол (расхлябанность, неорганизованность, недисциплинированность) подрубает нравственное самосознание человека под самый корень. Нравственное правило ответственности имеет синтетический характер, как и сам духовный принцип поступка, из которого оно ближайшим образом и проистекает. Будучи же синтетическим, нравственное правило ответственности включает в себя и все остальные нравственные правила – все они претворены в действие, в реальный и живой поступок: «человек, воспитавший себя в нравственном правиле ответственности, обнаруживает в каждом своем поступке правдивость, серьезность, самоотверженность, справедливость, трудолюбие, чувство собственного достоинства, последовательность, сострадательность, скромность» (Этика. С. 323–324). И свое качество нравственного правила ответственность приобретает только в строжайшем соответствии с духовным принципом поступка, понимаемая как неизменная ответственность человека за каждый свой поступок перед собственной совестью – совестью всего человечества. Собственной же нравственной цели чувство ответственности не имеет – им часто наделены по отношению к друг другу и своему делу также даже и преступные сообщества. Поэтому ответственность ради ответственности – «не меньшая нелепость, чем правдивость ради правдивости, серьезность ради серьезности и так далее» (Этика. С. 324).

Творчество, созидание себя более совершенным сливается в сознании человека и с его творчеством более совершенного нового, очеловеченного мира. «И в этом двойном, равно возвышенном и полновесном, творчестве человек обретет поистине неиссякаемый и чистый источник радости и вдохновения, неисчерпаемый смысл целой жизни, истинное счастье» (Этика. С. 82). Верховный смысл существования человека, его истинное счастье – это добродетель, нравственная жизнь, его свободная творчески-созидательная деятельность, направленная на осуществление добра. А поскольку счастье человека и состоит в его именно свободной (от принуждения) творчески-созидательной деятельности (и ни в чем другом), то насильственными средствами навязать счастье человеку невозможно.

Результат нравственной жизни –