Противоречие между бытием и долженствованием не может быть разрешено – абсолютно, то есть вовсе перестать существовать, поскольку человечество строит новый мир на основе мира старого, несовершенного – на основе закономерностей уже существующего (так, что старый мир в известном отношении входит моментом в мир новый). Поэтому и невозможно абсолютное счастье человека (которое должно было бы состоять в абсолютном несуществовании противоречия между бытием и долженствованием) и сама возможность счастья абсолютного всецело отрицается также и прошлым: «ведь остаются фактом миллионы загубленных человеческих жизней, которые вечно будут вопиять о стихии зла и взывать к нашей совести. Сколько людей, имевших такое же право на счастье, как и мы с вами, и так и не реализовавших его! И сознание того, что это было, помимо сознания, что это есть, так как человечество ведь и в будущем будет бесконечно (положительно-бесконечно) разрешать противоречие между бытием и долженствованием, – именно это сознание делает невозможным для человека обладание абсолютным внутренним удовлетворением, или абсолютным счастьем» (Этика. С. 374). Абсолютное счастье для человека стало бы для него абсолютным несчастьем, заключаясь в абсолютном несуществовании противоречия между бытием и долженствованием, то есть в отсутствии того стимула, который именно и заставляет человека творить, «определяя его в его исторической сущности творца нового мира. А это означало бы… несуществование самой гордой сущности человека. А что может означать для человека большее несчастье, как не не быть им?!» (Этика. С. 375).
Реально же человек счастлив тем, что сам, по своей свободной воле является источником добрых дел и что ни в какой другой (божественной в том числе) санкции для добродетели, кроме собственной совести – совести всего трудящегося человечества, не нуждается. «Реально и то блаженство, которое он испытывает при этом и которое он к тому же создает на Земле для всего человечества, творя новый, очеловеченный мир истины, правды и красоты – в противовес иллюзорному и дешевому “небесному блаженству”» (Этика. С. 135–136). И в истинном счастье человека, как и в его совести, «сливаются воедино личное и общее, до такой степени, что решительно не представляется возможным отделить в нем одно от другого» (Этика. С. 366). Человек и его счастье, состоящее в творчестве добра, – вот та верховная цель, к которой должно направлять научную, художественную и практическую деятельность. В этом – «высший смысл и действительный пафос всех истинно человечных усилий, в какой бы области они ни были приложены. И в этом же – безусловное повеление всеобщей человеческой совести» (Этика. С. 406).
«Суммируя, следует сказать, что материальную основу нравственной жизни человека составляет его объективная общественная природа, ее идеальным условием является совесть как субъективное (идеальное) выражение этой объективной общественной природы, ее принципом, верховной целью – добро, как имманентный идеал совести, как идеал нового, прекрасного мира, в котором претворен высший синтез истины, правды и красоты, ее содержанием – добродетель как практическое творчество добра, ее формой – общественный долг как безусловное повеление совести, ее результатом – счастье, как верховное благо человека, полнейшая внутренняя удовлетворенность от сознания насыщенности жизни вследствие реализации в ней – целиком и без остатка – само́й творчески-преобразовательной сущности (природы) человека» (Этика. С. 65).
Совесть определяет, пронизывает собою всю концепцию нравственной жизни человека, лежит в основе всех ее составляющих категорий. Действительно: совесть является идеальной формой относительно своего объективного содержания – общественной природы человека, составляющей
Совесть и сама выступает в качестве содержания – составляя
Внутреннее же (имманентное) содержание самой совести (поскольку совесть рассматривается внутри самое себя) составляет идеал должного, добро, представляющее собой –
В практическом же претворении идеала должного, в творчестве добра (имманентного содержания совести), то есть в добродетели, заключается –
Само же понятие о должном (добре) развертывается в принципах истинной человечности: в них совесть претворена – как нравственный закон, закон должного, а не сущего, в отличие от всех решительно законов природы и общества: закон нравственного отрицания существующего под углом зрения вечности.