В следовании велениям совести, в неукоснительном соблюдении принципов истинной человечности состоит общественный долг, являющийся –
И истинную природу счастья, являющегося –
По всему этому – по существу есть лишь один-единственный всеобъемлющий нравственный принцип – это
Всеобщая человеческая совесть не является абстракцией от нравственного сознания составляющих человечество индивидуумов: тогда бы она была бессодержательна и не способна ни к жизни, ни к росту, ни к развитию, а подчинение ей было бы «равносильно рабству и самокалечению нравственного сознания каждого отдельного человека. Всеобщая совесть человечества на самом деле включает в себя все то ценное, революционное, истинно-человечное, все то действительно свободное, что содержится в особенностях нравственного сознания каждого и что, как таковое, бесконечно дорого всему человечеству, как и то, что составляет общую основу нравственного сознания вообще, – и потому подчинение общечеловеческой совести есть свободное подчинение самому себе, и не просто самому себе, но именно самому себе, бесконечно обогащенному нравственными качествами всех людей, составляющих человечество. И в качестве таковой исполненной жизни всеобщая совесть человечества растет и развивается с ним положительно бесконечно – вместе с развитием общественно-исторического процесса» (Этика. С. 355–356).
Для того же, чтобы постигнуть сокровеннейшее веление своей совести, необходимо мысленно прозреть в безграничное будущее людей настолько, «насколько только захватывает взор, дабы низвести совесть будущего в себя. <…> Низведение совести будущего в себя есть не что иное, как тот идеал, в соответствии с которым мы сами творим это будущее: идеал добра, имманентный идеал совести». А поскольку в создании этого отдаленного будущего мы принимаем самое непосредственное участие своим творчески-преобразовательным трудом, то оказываемся способными составить себе о нем более или менее определенное представление, или же представление научно-фантастическое, если это уж очень далекое будущее. «На этом и основана самая возможность этического экстаза, предписываемого принципом совести в качестве одного из условий сохранения, развития и укрепления в себе самой совести… Мы обязаны составить себе более или менее определенное понятие о совести будущего человечества, чтобы сделать его идеалом собственной совести, или, что то же, идеалом добра, дабы руководствуясь этим идеалом, преобразовывать настоящее – творить это будущее. <…> Как бы мы ни идеализировали себе совесть будущего, пытаясь воплотить ее в собственной совести, эта реальная совесть будущего будет неизмеримо выше того идеала о ней, который мы себе составили в настоящем. И все же такой идеал в настоящем – истинная этическая предпосылка этой реальной совести будущего».
Низведение в себя совести будущего, связанное с образованием себя в духе принципов истинной человечности, является нравственным долгом каждого «не только перед собственной совестью – совестью всего человечества – в настоящем, но и перед совестью будущего, перед будущими неисчислимыми поколениями людей». Ведь образуя себя в духе принципов истинной человечности, мы тем самым содействуем образованию в духе этих принципов и «будущих поколений людей, как тех, что подрастают на наших глазах и непосредственное воспитание которых лежит на нашей совести, так и тех, что придут после нас» (Этика. С. 26–28). И какую же высокую гордость испытывает человек от сознания, что совесть будущего «созидается им самим – и идеально и реально (практически) – в нравственно образуемом им ребенке, что своей ориентацией во всем, что он делает (или не делает) на ребенка, реального или воображаемого, он закладывает плодотворные зачатки той совести будущего, которую он обязывается своей собственною совестью вобрать в себя, насколько достанет творческой силы его интеллекта» (Этика. С. 448).
Женственность – чудесной женщины пленительная сила
«Назначение нашего трактата – проникнуть в природу женственности и составляющих ее черт». Постижение же природы и женственности, и ее составляющих есть постижение категорий именно в понятиях, а это «вещь до чрезвычайности трудная, когда речь идет о таких, казалось бы, вполне эмоциональных вещах» (Нежность).