Где найти слова, чтобы в должной мере охарактеризовать это чувство – олицетворение самой юности, – его непосредственность, его поэтичность, его нежность, его трепетность, его проникновенность, его возвышенность, его девственную чистоту и покоряющую силу, тревожно-счастливое состояние, им сообщаемое? Признаюсь, что я много потратил времени в поисках таких особенных слов, но так и не нашел, и не оставалось ничего другого, как обратиться к словам самым простым, самым обыденным. И это понятно: я не смог сказать ничего такого, что не было бы известно всем и каждому задолго до меня и для чего давно уже, с тех самых пор, как существуют люди, найдены слова столько же простые, сколько и точные, под стать пронзительной естественности самого чувства. Мы увидим из дальнейшего, что эти слова не только не теряют в убедительности, но как раз напротив, носят на себе отпечаток особой весомости, наложенный на них их неизменной повторяемостью на протяжении многих и многих, поистине неисчислимых, поколений людей на всех языках мира. «Я люблю Вас». Что может быть весомее этих трех слов, столь простых каждое в отдельности и столь выразительных в своем сочетании, слов в этом сочетании не только не истершихся в своем значении вследствие их столь частого в человечестве употребления (вероятно, миллиарды раз!), но продолжающих волновать в каждом решительно случае объяснения в любви так, словно они сказаны впервые в истории, словно они вот-вот возникли. И так обстоит со всеми самыми простыми словами, к любви относящимися. Такова волшебная сила любви. Именно любовь сообщает им, самым обыкновенным, казалось бы, словам их необыкновенную прелесть.
Одновременно и знойное и нежное и стыдливое томление первой девической любви очень хорошо показано в хранящейся в Эрмитаже мраморной скульптуре Антонио Кановы «Амур и Психея». Между прочим, этот замечательный итальянский мастер много лет жил и творил в России, так что в некоторой мере мы можем считать его своим соотечественником. Скульптура изображает прекрасную в своей юности спящую девушку, к устам которой со страстным поцелуем прильнул Амур. Любовное томление сказывается во всей ее как бы расслабленной обнаженной фигуре, в смущенном выражении ее лица, в угадываемом колыхании ее невинной груди, которой касается нежно обхвативший ее за плечи Амур, в страстно напряженной позе девушки, в том, как она откинула назад свою прелестную головку, как бы защищаясь от нахлынувшего на нее впервые заставшего ее врасплох и радующего и пугающего ее в одно и то же время чувства. Можно ли сомневаться в том, что после такого божественного поцелуя девушка встанет со своего одинокого девичьего ложа внутренне созревшей для любви. А пробудить любовь – в этом и состояло назначение поцелуя. В этом же и божественная миссия Амура (илл. 46).