Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека

Приблизительно через год он услышал, что Эвелина выходит замуж. Он ничего не сказал; но потом поднялся наверх, в комнату для гостей, и поцеловал подушку на кровати» (Олдингтон Р. Все люди – враги. М.: ГИХЛ, 1959. С. 56–62).

Надеюсь, что читатель не посетует на меня за столь большую выдержку, ведь она и в самом деле дает очень яркое представление о том, что же такое это чудо, или таинство, или блаженство, прикосновения двух юных тел, сердец, душ. После этих поистине дивных строк уже не кажется удивительным, что аромат любви и в особенности, понятно, первой любви, какова любовь Тони и Эвелины, не покидает человека во всю его жизнь, что дух этой первой любви сопутствует ему и направляет его поступки во благо даже долго спустя по ее прошествии. Пройдут годы, человек состарится, но самым дорогим, самым заветным его воспоминанием будет воспоминание о том времени, когда он впервые полюбил по-настоящему, ибо остается истиной: не так даже важно, чтобы тебя любили, как важно, чтобы ты сам любил!.. Между прочим, и в сказании Олдингтона женщина отвечала на любовь, как и в приведенном уже сказании Данте: инициатива исходила от мужчины.

Но если так возвышает человека и придает столько поэзии его жизни даже любовь односторонняя, даже одна только любовь, от него исходящая, то как должна на него действовать ответная любовь женщины? Если он поэт, если он творец по природе, то ответная любовь умножает его творческие силы поистине безгранично, составляет его, поэта и творца, настоящий гений, становится светоносным источником произведений, которых уже не смеет коснуться всеразрушающее время, источником великих и бессмертных творений. «Муза». – Так называется одно из самых замечательных стихотворений Пушкина, иллюстрирующих эту мысль:

В младенчестве моем она меня любила
И семиствольную цевницу мне вручила.
Она внимала мне с улыбкой – и слегка,
По звонким скважинам пустого тростника,
Уже наигрывал я слабыми перстами
И гимны важные, внушенные богами,
И песни мирные фригийских пастухов.
С утра до вечера в немой тени дубов
Прилежно я внимал урокам девы тайной,
И, радуя меня наградою случайной,
Откинув локоны от милого чела,
Сама из рук моих свирель она брала.
Тростник был оживлен божественным дыханьем
И сердце наполнял святым очарованьем.

(Пушкин А. С.

Полн. собр. соч.: В 10 т.

М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. Т. 2. С. 26.)

Среди других музыку на эти строки написали А. Н. Верстовский (кантата для голоса с ф-п., 1836), А. К. Глазунов (1898), С. В. Рахманинов (1913) – для голоса с ф-п. (См.: Пушкин в музыке: Справочник / Сост. Н. Г. Винокур, Р. А. Каган. М.: Сов. комопозитор, 1974. С. 88).

В этом стихотворении истинное художественное вдохновение прямо отождествляется с ответной любовью богини к художнику-творцу. Именно ее устами он создает свои самые заветные и светлые мелодии.

Вдохновляющая роль ответной любви, или любви взаимной, волновала Пушкина едва ли не на протяжении всей его жизни. В том же 1821 г. он создает другой шедевр в этом же роде:

Умолкну скоро я!.. Но если в день печали
Задумчивой игрой мне струны отвечали;
Но если юноши, внимая молча мне,
Дивились долгому любви моей мученью;
Но если ты сама, предавшись умиленью,
Печальные стихи твердила в тишине
И сердца моего язык любила страстный…
Но если я любим… позволь, о милый друг,
Позволь одушевить прощальный лиры звук
Заветным именем любовницы прекрасной!..
Когда меня навек обымет смертный сон,
Над урною моей промолви с умиленьем:
Он мною был любим, он мне был одолжен
И песен и любви последним вдохновеньем.

(Пушкин А. С.

Полн. собр. соч.: В 10 т.

М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1950. Т. 2. С. 53.)