Женственность. О роли женского начала в нравственной жизни человека

Любовные переживания нашей героини как в случае неразделенной ею любви нашего юноши, так и в случае счастливой взаимной любви с другим, незнакомым нам юношей, завершившейся браком, не могли не наложить отпечатка на весь склад ее души, утончили ее, сделали еще более женственной. И женственность, присущая ей с самых ранних, детских лет, с возрастом росла в ней и с ней, она становилась всё более и более женственной. Переживания же ее, уже ждущей ребенка, переживания оплодотворенной женщины, сообщают женственности, единственному предмету настоящего сочинения, новые оттенки, ранее ей неведомые. Они еще больше утончают натуру женщины, всю ее физическую, душевную и духовную жизнь, нежели даже и любовь и переживания, с нею связанные. Не удивительно поэтому, что женщина тоньше мужчины – во всех решительно отношениях. Не только в душевном и духовном (нравственном) отношении, но и в физическом отношении мужчина не в пример грубее женщины: ему не приходится переживать и десятой доли того, что приходится переживать женщине – именно как женщине, а переживания, как известно каждому, даже физически сказываются на человеке, – тем более переживания систематические, связанные с самою природою женщины, с ее женским существом. Нравственная утонченность женщины и предопределила ее особую роль в нравственном образовании человека и человечества: если женщина любит – то до самозабвения (вспомните Елену из «Накануне» И. С. Тургенева); если женщина верует – то до исступления (вспомните Боярыню Морозову В. И. Сурикова) (илл. 57); если женщина нравственна – то до святости (вспомните Марию Магдалину Тициана) (илл. 58). И это при всем том, что по мягкости своей натуры она очень уступчива, податлива и готова простить прегрешения другим людям, снисходя к их слабостям, в особенности же мужчинам, которых она в тайниках своей женской души опекает, как малых детей, своих и чужих. При этом нравственное воздействие на окружающих женщина оказывает не столько словами, не столько наставлениями, сколько делом, силой личного примера, даже вовсе и не стремясь оказать такого рода воздействие. Тем вернее это воздействие, что зачастую совершается бессознательно для нее самой. Ею руководит при этом этический такт: лучшее средство воспитания других – воспитание себя самого. Навязчивость же (стремление навязать другим свой образ мыслей и действий, каков бы ни был этот образ мыслей и действий, пусть это даже будет самый благородный образ и мыслей и действий) – скорее мужская, нежели женская черта. Она противоречила бы утонченности женской натуры, о которой у нас идет речь.

В самом деле, как не быть тонкой женской натуре, если уже самый акт совокупления, столь полный чисто животного наслаждения и столь мало стоющий мужчине, связан для нее с раздумьями, и раздумьями, как и все женские раздумья, серьезнейшими, ибо таит для нее в себе опасности. Это для женщины, пока еще не решившейся иметь ребенка. Ведь каждому известно, что в женщине естественно желание хотя бы немного «пожить», прежде чем возложить на себя хотя и бесконечно желанный, радостный и блистательный, но ведь бесконечно же трудный и тяжелый венец материнства. И если мужчина предается наслаждению целиком и с полною безмятежностью, то для женщины оно чревато опасностью забеременеть, и это при всем совершенстве противозачаточных средств, хотя и очень значительно уменьшивших такую опасность, но не исключивших ее вполне. И жизнь женщины, бывшая и дотоле сплошной цепью переживаний, переживаний, связанных в частности с радостями и печалями любви, вступает в новую стадию переживаний, которые отныне будут сопровождать ее до конца дней, хотя и будут разнообразиться по содержанию, переживаний, так или иначе связанных с материнством: некоторые боятся сделаться матерью, некоторые боятся ею не сделаться, переживания, сопряженные с беременностью, родами, послеродовым периодом, с воспитанием детей и т. д. и т. п.