Жернова судьбы

Лютня, обладающая звонким музыкальным лаем, принесла шестерых щенят, мохнатых упитанных комочков. Радостную весть сразу сообщили барину, и он пришёл в псарню полюбоваться потомством. Михей по одному доставал щенков и передавал Александру Андреевичу, тот осматривал малыша, оценивал его стати и возвращал обратно матери, чей чуткий влажный нос тревожно обнюхивал щенка и вылизывал его. Пятеро новорождённых были хороши: подласые (сероватые с подпалинами) с коротким густым подшёрстком, а вот у шестого, которого дрожащей рукой протянул псарь, были темные пятна на лбу, ушах, губах и над глазами. Барин посмотрел, потом перевёл взгляд на Михея:

– Испортили суку, скоты!! – рявкнул он, мгновенно разъярившись. – Недоглядели, свиньи!!

Он размахнулся и наотмашь ударил старика по лицу. Михей кубарем покатился по земле и лежал, охая, не имея сил подняться. Саша схватил висевший на стене арапник, принялся охаживать псаря:

– Дармоеды! Хлеб мой едите, а за сукой уследить не можете!!!

Плеть свистела в воздухе, опускаясь на спину и голову старика, который только стонал и беспомощно прикрывался руками. Замахиваясь в очередной раз, Саша неожиданно почувствовал, что арапник выхватили из его руки. В бешенстве он обернулся и увидел Ивана, который отбросил плеть:

– Нехорошо, барин, стариков бить! Не по-божески это! – сказал, смело глядя в глаза своему господину.

Саша задохнулся от негодования и опешил, Иван же поднял старика, отряхнул его платье и сказал:

– Иди, дядя Михей!

Старик заковылял к псарям, которые, сбившись в кучку, потеряли дар речи от невообразимой выходки парня.

– Ты?! – в бешенстве рявкнул Саша.

– Я, барин, – подтвердил Иван.

– Как ты, холоп, смеешь поднимать руку на своего господина?! – ярость брызгала каждым словом.

– Седины уважать надо, барин, Михей – такой же человек, как и вы, – спокойно сказал Ванька.

– Ты совсем ума лишился?! – Саша уже шипел. – Ну ладно! Погоди у меня!

– Гожу, барин! – уголок рта парня чуть дёрнулся, и этого было довольно, чтоб его брат окончательно вышел из себя. Саша побелел, отступил назад и крикнул:

– Позвать мне Фёдора!

Кто-то из псарей стремглав ринулся выполнять приказ барина. Спустя минуту примчался камердинер.

– Вот этого, – белыми губами сказал Саша, – запереть до самого суда! Из еды – хлеб и воду давать раз в сутки!

– С нашим удовольствием, мин херц! – Федька, нехорошо улыбаясь, скрутил руки парню и ткнул его в спину, – Пошёл!

– Куда идём, Федя? – спросил Иван.

– Не твоё собачье дело! – Фёдор опять ударил его по спине.

– Перед барином ты выслуживаешься, так кто ж из нас собака? – за эту дерзость его немилосердно толкнули, так что он, чудом удержавшись на ногах, слетел по лестнице в погреб.

– Посиди здесь да подумай, кто из нас собака! – ядовито сказал камердинер, с грохотом захлопнул дверь и повесил амбарный замок.

***

Суббота наступила второго января, двое суток его продержали в погребе, где температура ненамного отличалась от уличной.

– Наша горница с Богом не спорится, – бормотал Иван, то кутаясь в зипун, то делая упражнения, чтоб разогреться.

Во второй половине дня, пополудни, начались приготовления к суду. Фёдор распорядился поставить на заднем дворе для барина кресло и стол, на который положили кондуит; принесли лавку, кадку с пучками замоченных в солёной воде розог; согнали челядь. Ивана извлекли из погреба и скрутили спереди верёвкой руки.

День был солнечный и тёплый, вчера был небольшой снегопад, украсивший двор красивыми сугробам, но сегодня солнце слегка подтопило снежок, и под ногами стало слякотно. Ваньке, двое суток просидевшему в темноте, свет резал глаза, и он прищурился, пытаясь разглядеть Пульхерию, но её рядом с барином не было.

«И слава Богу!» – с облегчением подумал он.

Слуги, стоявшие нестройной толпой, угрюмо ждали, пока барин начнёт говорить. Каждый знал за собой какую-то провинность, но не знал, что за неё полагается, и томительное ожидание своей участи вселяло в души крепостных тоску. Один Иван, наверное, не терзал себя догадками: он был уверен, что за все свои выходки лишними трудами не отделается, ему-то уж точно влетит по первое число. Парень не думал, что его отправят в уезд, потому что в таком случае глумиться будет не над кем и зло особо ни на ком не сорвёшь с таким удовольствием, как на нём. Он спокойно стоял впереди и сбоку толпы, глубоко вдыхал свежий воздух и посматривал по сторонам. Внезапно почувствовал, словно большой пёс прижался к его боку, и увидел Савку, который протолкался сквозь толпу поближе к старшему другу и стал рядом. Вид у парнишки был бледный, под глазами – синяки, он, видно, ночь не спал, всё думал про розги. Ваня толкнул его плечом и улыбнулся, но Савва не ответил на дружеский тычок – был целиком поглощён своими страхами.

– Ну что ж, дети мои! – наконец заговорил барин, проморив слуг тревожным предчувствием. – Вот и настал день суда! Сегодня каждый получит, что заслужил, всё здесь! – он торжественно возложил длань на чёрную книгу.

– Фёдор! Открывай и читай прегрешения, а ты Кузька, записывай количество!