Жернова судьбы

Кузька, барский писарь, торопливо схватил перо и приготовился макнуть его в чернильницу.

Федька начал зачитывать записи, перо заскрипело по бумаге. Все без исключения дворовые были упомянуты, многие имена позвучали дважды и трижды – кого называли, те загибали пальцы на руках, чтобы хоть отчасти прикинуть, какого наказания ожидать; у Савки были загнуты все пальцы на руках и даже на ноге он поджал парочку. И лишь Иван фигурировал бессчётное количество раз: через каждые три, а то и две записи.

Но вот подсчёт закончился, и писарь с поклоном подал барину исчирканный листок. Александр Андреевич с важным видом начал его просматривать, потом подозвал камердинера и, указывая на записи пальцем, стал с ним советоваться. Федька слушал, почтительно кивая, и несколько раз позволил себе что-то сказать. Барин слегка нагнул голову в знак согласия. Фёдор вышел вперёд и громко сказал:

– Слушайте волю барина!

Савву затрясла крупная дрожь, как будто он озяб.

– Парень, ну что ты! – Иван снова толкнул его плечом. – Не боись!

– Те, у кого от двух до пяти провинностей… – Федька начал перечислять холопов по именам, затем сделал паузу, дворня стояла ни жива ни мертва. – Нагружаются дополнительной работой! Сегодня вечером получите распоряжения через дворецкого!

– У кого десять провинностей… – снова последовал поимённый список. – Платят барину штраф – две копейки!

– Свыше десяти… – Иван почувствовал, как Савка перестал дышать. – Наказываются розгами! По удару или боле за каждую провинность! На усмотрение барина! Кроме того, по нижайшей просьбе провинившегося барин может заменить денежный штраф на розги, – добавил Федька, – или наоборот! И ещё: барин может назначить любое наказание за один проступок, ежели он будет тяжёл! Верно ли я сказал? – обратился он к барину.

– Совершенно верно! – Александр Андреевич милостиво склонил голову.

– Наказания будут проводиться здесь и сейчас, не откладывая! – выкрикнул камердинер.

– А девки и бабы? – спросил кто-то из крестьян.

– Что девки? – не понял барин.

– Их тоже при всех заголять будут? – в голосе послышался упрёк.

– А как же иначе? – удивился Саша. – Провинились, значит, будут наказаны!

– Негоже это, нельзя так, барин! – крикнул уже кто-то другой. – Нас бей, а девок не смей, стыдно это!

– Не пойму, кто защитник? – прищурился Саша.

– Я это! – выдвинулся кузнец Гаврила, здоровенный мужик с пудовыми кулаками. Он сердито смотрел на барина из-под косматых бровей. – Негоже баб при всех заголять, не по-людски!

– Ты, смотрю, смельчак выискался! – начал заводиться барин, но Фёдор нагнулся к нему и что-то сказал. Саша кивнул.

– Баб и девок будут сечь на конюшне! – выкрикнул камердинер. – А сейчас переходим к наказанию! У нас восемнадцать холопов, которые заслужили розги! – Федька вновь перечислил имена, женских среди них не было. Ивана тоже не назвали. Это его не удивило: наверняка Федька придумал для него что-то позаковыристее розог.

– Первый – псарь Михей! Подходи, спущай порты и ложись на лавку.

Старичок на дрожащих ногах подошёл к лавке, повернулся лицом к челяди:

– Простите, крещёные, за позор! – перекрестился, спустил с тощей задницы порты и покорно улёгся.

– Федот, приступай! – скомандовал Федька.

– Я не буду, – глухо, но чётко ответил конюх.

– Что?? Бунт?!! – Саша, как ошпаренный, подскочил с кресла. – Бунтовать, мерзавец??? Да я тебя… в тюрьме сгною!!! – барин побелел, глаза пылали гневом.

– Воля твоя, ваша милость, а сечь никого не буду! – упрямо повторил Федот.

И опять Федька что-то шепнул барину, а тот, на секунду прикрыв глаза, чтобы справиться с яростью, кивнул. Фёдор обернулся к своим напарникам, подал им знак, и Клим с Прохором сразу направились к кадке с розгами. Со знанием дела вытащили прутья, помахали ими, так что запел рассекаемый воздух, и с видимым удовольствием встали по бокам лавки напротив друг друга. Саша слегка махнул рукой.

– Полную дюжину! – крикнул Федька и осклабился.

Розги засвистели, чертя багровые полосы по тощему телу старика, на восьмом ударе лопнула кожа и брызнула кровь. Кто-то из девок ахнул. Михей кряхтел и постанывал, но не кричал. Отсчитав двенадцать ударов, палачи остановились, старик с трудом поднялся, натянул порты и поклонился барину:

– Спасибо за науку, ваша милость, – по морщинистым щекам его струились слезинки.

– То-то же! – подобревшим голосом сказал Саша. – Лучше следи за собаками!

Михей, охая, встал в толпу крепостных. Савка мёртвой хваткой вцепился в руку Ивана.

– Савка-конюх, полную дюжину! – услышав это, парнишка замотал головой.

– Нет, нет, – бормотал он.

Животный страх парализовал Савку, он не мог сдвинуться с места. Клим подошёл, чтобы вытащить его на казнь, но Иван заслонил отрока своим телом:

– Дозволь, ваша милость, за мальца розги принять! – громко сказал он.

– Это что ещё за жертвы?! – возмутился барин, но голос его был скорее весёлым.

– Слабый он, ваша милость, сомлеет сразу, лекаря надо будет…

– Ладно, – неожиданно согласился Саша. – Не возражаю. Запиши ему ещё двенадцать ударов, Кузька!