Жернова судьбы

Иван всё понял: Саша вовсе не собирался давать ему вольную, он хотел лишь поиздеваться над ним и получить удовольствие от унижения бессловесного и бесправного раба. Тем большее наслаждение он получит, зная, что в его власти равный ему по крови человек. И взывать к совести его бессмысленно и бесполезно. Но всё же парень решил попытаться:

– Последнее желание матери уважить надо, иначе грех на душу большой возьмёте.

– А ты о моей душе не заботься, тебе о себе печься надо! – замечание Ивана заметно вывело барина из себя, он даже по столу кулаком стукнул. – Не твоё дело – моя душа, холоп ты беспортошный!

– Et tu, frater… – прошептал Ваня и встал. – Дозвольте идти… хозяин?

– Погоди, учёный ты наш! – съязвил Саша. – Есть у меня мысль одна…

Иван молчал, потупившись.

– Не спросишь, какая?

– Воля ваша, барин.

– Ишь, как присмирел в одночасье! – опять пришёл в хорошее расположение духа Саша. – Мысль такая: ежели будешь служить мне верой и правдой, без единого прегрешения и замечания – вольная твоя! Ну, а коли нет – не обессудь… Согласен?

Иван молчал, рискуя взбесить его. «Хотя что мне терять? – отрешённо подумал. – Хуже, чем сейчас, уж и быть не может».

– Дозвольте спросить?

– Разрешаю!

– Сколь долго?

– Быть идеальным? Ну, это как я захочу… как решу, что достаточно, так вольная твоя. Согласен?

Иван невесело улыбнулся:

– Разве у меня есть выбор? Согласен, барин.

– И вот первое поручение: о нашем разговоре никому. Ни полслова, ни ползвука. Иначе…

– Я понял, ваша милость. Можно идти? Голова кружится, боюсь упасть…

– Иди, иди, – милостиво разрешил Саша.

Иван вышел из кабинета, закрыл за собой дверь и остановился. Как усмирить пламя, бушевавшее в груди? Как изгнать эти мысли, которые отныне будут грызть мозг, будто ненасытные личинки? Он попытался сглотнуть – тщетно: комок, вставший поперёк горла и мешавший дышать, стоял недвижимо. Парень почувствовал, что сил нет даже, чтобы сделать шаг, колени подогнулись, и он упал в обморок.

Минуло шесть суток, данных милостивым барином Ивану на то, чтобы он оклемался; и парень, действительно, заботами Савки, Дуньки, да и вообще всех, кого не устрашило субботнее зрелище, чувствовал себя если не выздоровевшим, то хотя бы не больным. Каждое движение доставляло страдание, не до конца затянувшиеся раны постоянно лопались и требовали ухода, но по сравнению с муками, что он перенёс у столба, это и за боль-то можно было не считать.

Настало время январских ярмарок, да и любимое барское развлечение – зимняя охота – набирало силу, поэтому забот у конюхов было хоть отбавляй, ни минутки отдыхать не приходилось. Остались все обычные ежедневные работы: кормление, поение, чистка лошадей, отбивка денников, чистка конюшни, уборка прилегающей территории, стирка потников, попон. Более внимательно нужно было наблюдать за конями, за отоплением конюшни. К этому добавилась уборка снега, который, словно опомнившись, начал валить валом, уход за упряжью, санями да повозками. Дел было невпроворот. К вечеру Иван буквально валился с ног, но, сцепив зубы, заставлял себя ложиться последним, ещё помогая кухаркам в их постоянном неблагодарном труде.

Савка потихоньку набирался опыта, хотя пока его работу приходилось проверять.

– Ты пойми, дурень, – втолковывал ему Ваня. – Чистим лошадь мы не для красоты! Кожа очень важна и для людей, и для лошадей!

– Кожа? – фыркал мальчишка.

– Да, кожа! Она и от повреждений организм защищает, и заразу не допускает, и от перегрева или переохлаждения спасает! Разумеешь ли? Здоровье лошади напрямую зависит от правильной и тщательной чистки, от того, ПОЧИСТИЛ ты её на самом деле или только смахнул пыль и опилки! Отбивка. Ну, тут и сказать-то нечего. Плохо отбитый денник – это мокрецы в лучшем случае или болезни дыхания из-за вредных испарений – в худшем. А кто расплачиваться будет, если конь захворает? А?

– Тот, кто чистит, – вздыхал Савка.

– Именно. Думаю, тут штрафом не отделаешься, да и денежка есть ли у тебя? – пряча улыбку, поинтересовался Ваня.

– Откуда… – загрустил Савва.

– Ну, тогда исход один, как у евреев из Египта, – розги!

Отрок вскинул взгляд на друга и увидел, что тот смеётся.

– Да ну тебя, Ванятка, – он явно обиделся на подначку: мысль о наказании розгами по-прежнему доводила его до тряски. Но Иван редко подшучивал над мальчишкой, он вообще сейчас почти не шутил, всё больше думал, и думы его были тяжёлые. Две седмицы он работал, постоянно ожидая, что вот-вот от барина будет какое-то поручение или приказ, который он не сможет выполнить, и за этим последует расплата. Но им никто не интересовался, дни катились один за другим, суды по субботам были непродолжительными и спокойными: челядь то ли не грешила, то ли так была загружена работой, что ни на что иное не хватало. Тишь да гладь… Странно.

– Странно, – как-то перед сном Иван озвучил свои мысли.

– Что странно? – тут же встрепенулся любопытный Савка, глаза его заблестели.

– Да что-то очень уж спокойно. Барские прихвостни ни к чему не цепляются, да и сам барин то на охоте, то по делам разъезжает…

– Ну и хорошо же, Ванятка! – не понял его парнишка. – Ты что!