– Утопить легко, надо проучить, чтоб другим неповадно было! – хищный нос Федьки и чёрные без проблеску глаза напомнили барину коршуна.
– Проучили уже разок, и что? – буркнул он. – Отлежался – и снова здорово! Даже хуже стало, совсем страх потерял. На каторгу, что ль, его отправить? В кандалы заковать?
– И это можно, – согласился подельник, – но опосля. Для начала помучить как следует!
– Это как? – мрачно спросил Саша.
– А как Салтычиха! В прорубь посадить на часок или на морозе голым к столбу привязать и ледяной водой обливать! Хотя…
– Что хотя, Федя?
– Он, мин херц, крепкий… все мучения примет и не пикнет. Надо что-то другое придумать, чтобы страдать заставить…
Фёдор призадумался, глядя на разгромленную библиотеку:
– За кого он, мин херц, заступился? Помнишь, когда мы ему сто плетей присудили? За мальца этого, из деревни какой-то он всё семейство перевёз?
– Савка вроде, – неуверенно сказал Саша. – Матушка разрешила, добра была не в меру…
– Точно, с ним всё время отирается! – прихвостень грохнул по столу кулаком, графин подпрыгнул и опрокинулся, вода залила столешницу красного дерева. – Прости, мин херц! – он испуганно постарался затереть воду рукавом.
– Да ладно тебе! – вздохнул Саша. – Сеньке скажи, чтоб девок прислал прибрать. Так что мы для него придумаем? Розги? Он же их боится до смерти.
– Мне пришла одна мысль, Александр Андреич, но дозволь посля обеда рассказать? Жрать охота, ажно живот подвело…
– Ладно, ладно, идём.
Кипя негодованием, Иван вышел из барского дома и направился прямиком в свинарник. Отобрал у женщин вилы и в мгновение ока вычистил все стойла. Жгло всё внутри, мочи не было. Проведя всю жизнь в покорности, он никогда не испытывал такого гнева. Бессильную ярость ощущал, но гнев, который мог разрушить всю его прежнюю личность, был для парня внове. Так велико было возмущение гнусными поступками своего брата, что Иван не знал, кому и как излить свои чувства, чтоб хоть немного остудить голову. После свинарника пошёл навести порядок в конюшню, но настолько был неспокоен его дух, что кони, чуя неладное, шарахались от парня и, тревожно подрагивая трепущущими ноздрями, всхрапывали, вжимаясь в деревянные перегородки.
– Ванька, что ты делаешь?! – прикрикнул на него Федот. – Коней всех распугал! Выйди! Охолонись!
Иван вышел, зачерпнул полные горсти снега и прижал к пылающему лицу. Плечи его подёргивались, снег таял, вода капала меж пальцев. Парень тяжело опустился на приступку и попытался трезво оценить ситуацию.
«Дело плохо, – подумал он. – Барин не на шутку взбесился, будет вместе с Федькой придумывать для меня кару. Да ладно, лишь бы Лизу не тронул… Но если не прислушается к моим словам, я всё здесь разнесу, прихвостней его покалечу, Пусеньку заберу и сбегу! Кто нас догонять будет? Сам Александр Андреич? – Ваня хмыкнул. – Кишка тонка! Пока к приставам обратится, мы уже далеко умчимся, в Симбирск». Название города по-прежнему манило его, обещало свободу.
«А зачем ждать?! – огорошила следующая мысль. – Напасть самому! Слуг верных у него только четверо, остальные на меня не полезут. Пока очухаются – ищи-свищи нас!»
Взбудораженный донельзя, Иван вскочил и зашагал взад-вперёд. Мысли одна за другой смелее роились в голове.
«Пусеньке написать… договориться о дне побега. Выбрать время подходящее, когда они напьются или спать будут… может, ночью? Да, ночью! Почему я раньше об этом не подумал?!»
– Да что с тобой? – удивился вышедший из конюшни Федот. – Ровно белены объелся! Мечешься туды-сюды, аки заяц! Уж не надумал ли чего? Ванька! – рявкнул он.
– А? – парень словно проснулся, посмотрел невидящим взором, тряхнул головой. – Что, дядя Федот?
– Угорел ты, спрашиваю? Не видишь, не слышишь…
– Нет, дядя Федот, не угорел… Вирши сочиняю, – соврал Ваня.
– Иди, виршеплёт, воды наноси, Дуня просила. Да Савку с собой прихвати, тут от него толку мало.
– Ага, – парень кивнул и помчался в сторону чёрной кухни.
– Ошалелый какой, – с недоумением посмотрел вслед конюх. – Не натворил бы чего…
Пульхерия сидела в своей богатой опочивальне и разбирала приданое, решая, что будет носить сама, а что можно перешить для младенчика, из чего можно сделать пелёнки да распашонки. Приятное это занятие вызывало улыбку на печальном лице будущей матери. Неоконченное вязание лежало рядом с ней на кровати, но вполне было понятно, что это какая-то крошечная вещица для будущего наследника… или наследницы.