Жернова судьбы

– Хорошо, дядя Федот!

Подбежал Савка, притащил два узла, следом Палаша принесла небольшую укладку, потом привела барыню и бережно усадила в возок.

– Куда столь вещей набрали? – удивился Федот.

– К Елене Власьевне заедем, я ей одёжу отдам, которая мне не впору стала, – грустно вздохнула Пульхерия. – Не надену уж её больше, пусть перешьёт, что ли, мне или кому ещё. Ну всё, Палашенька, укутай мне ноги, замёрзнуть боюсь!

Ванька, сидя на козлах, весь дрожал от нетерпения, ему казалось, что вот-вот начнётся погоня. Савка взобрался к нему и с грустью смотрел на старшего друга:

– Ванятка, возьми меня с собой, а?

– Нельзя, Савва, не могу тобой рисковать. Я-то что, по мне никто не заплачет, ежели что случится, а у тебя матушка жива да мал мала меньше!

Потом Ваня наклонился к нему и прошептал:

– Ты вот что, если уж совсем невмоготу будет, беги отсюда! В Ярославской губернии недалеко от Углича есть деревушка Нестерово. Там на окраине живёт Нефёд кузнец. Скажешь ему: меня прислал Парамон Иванович Рататуй. Он поможет. Запомнил ли?

Парнишка закивал. Иван улыбнулся и приобнял его:

– Не тушуйся, Савва, Бог даст – свидимся! Да *…пу береги, слаба она у тебя!

Савка утёр нос и, спрыгнув с козел, побрёл в конюшню.

– Ну что, барыня, помчимся? – лихо вопросил Иван.

– Да, Ванечка, погоняй! – откликнулась Пульхерия Ивановна.

Ваня крикнул, тряхнул поводьями – и кибитка выехала за ворота. Чуть отъехав, он залихватски свистнул – и кони понеслись вскачь, взрывая сполохи искрящейся пыли. Пульхерия высунулась из окошка и смотрела на неумолимо удаляющееся поместье.

– Едем, Пусенька! – в неуёмном восторге вскричал Иван. – Едем, любушка моя! В Симбирск!!

Часть вторая

Я не забыл тебя, далекий,

но сердцу близкий городок,

и Волги берег твой высокий,

и тротуары из досок;

твои пастушеские нравы,

стада баранов и мороз,

весной чрез лужи переправы,

зимой – бугры твоих снегов;

главу блестящую собора,

уютных домиков ряды.

А там, по склону косогора,

твои фруктовые сады;

твой тарантас шестиаршинный,

костюм мордвы, чуваш, татар,

и чисто русский быт старинный

твоих приветливых бояр.

Жилец роскошной днесь столицы,

где воду невскую лишь пью –

забуду ль я твоей водицы,

хлеб-соль радушную твою.

Коренев Константин Иванович (1798-1862)

поэт, титулярный советник,

заседатель Симбирской гражданской палаты.

Бразды пушистые взрывая,

Летит кибитка удалая…

До написания этих строк оставалось ещё несколько десятков лет, а кибитка, и вправду, была очень надёжным и удобным средством передвижения зимой. Конечно, для пассажиров. Кучеру, сидящему на облучке, порой приходилось ой как несладко. Одна из таких кибиток неспешно двигалась по направлению к ближайшему яму – станции, где можно было отдохнуть, пожить какое-то время, поменять лошадей.

– Всё же я считаю, Мишенька, что для детей просто необходимо нанять хорошего учителя, – серьёзно говорила красивая черноволосая дама. Точёные черты лица, аккуратный прямой нос и большие карие глаза, обрамлённые длинными чёрными ресницами, а также смугловатая кожа позволяли заподозрить её предков в небольшом, но приятном карамболе с представителями южных национальностей.

– Сашенька очень умный мальчик, я, конечно, научу его писать и считать, но он явно способен на большее, явно! Скажи, ты видел, с каким любопытством он смотрит на ночное небо?

– Да, Катя, видел, мы даже беседовали о движении планет, об их траектории, – отвечал её спутник, высокий сухощавый шатен, сероглазый, с выдающимся орлиным носом. – У Саши весьма пытливый ум, ты права. А что Оленька? Её ты тоже думаешь учить наукам? – тонкие губы разошлись в доброй улыбке. – Она же девочка, ей нужно будет стать хозяйкой дома, царицей приёмов. Этому ты вполне можешь научить её сама, разве нет?

– Нет, Миша, я категорически не согласна! Женщина, обладающая научными познаниями, будет достойной спутницей своего супруга. Мы же не отдадим её за какого-нибудь Скотинина? – беспокойство прозвучало в сочном голосе.

– Смотрю, ты впечатлена пьесой господина Фонвизина! – засмеялся муж. – Нет, конечно, мы ей Милона подыщем, по сердцу и уму, чтоб детка наша была счастлива… Ну, вот о чём мы с тобой беседуем? – опять улыбнулся он. – Детям нашим девять и семь годочков, а мы их женить собрались! Иди сюда! – он приподнял руку, жена доверчиво прилегла на его грудь, он склонился, и губы их соприкоснулись в нежном и трогательном супружеском поцелуе.

– Мне думается, Катенька, нам надо ещё девочку… как ты насчёт маааленькой доченьки? – губы его шаловливо перебрались к щеке, затем к мочке маленького розового ушка, задержались там, щекоча дыханием.

– Мишель, ты что, в романтическом настроении? – с улыбкой прошептала жена. – Прямо здесь?

– Ты же уверена, что наши дети – гении, – Михаил обжигал шею жены дыханием, отодвинув воротник её беличьей шубки. – Надо, чтоб их было больше…

– Только где же найти им хорошего учителя? – вздохнула она. – В нашей глуши одни цифиркины да кутейкины попадаются.

– Ох, Катя, умеешь ты сбить настрой… – Михаил отстранился с недовольным видом.