Жернова судьбы

– Вот что ты наделал, – упрекнула Ваню девушка. – Привлёк к себе внимание прислуги!

– Это у меня лакей будет? – спросил парень, обнимая любимую.

– Да.

– И что с ним делать? Мне не нужен слуга.

– Нужен, иначе ты вызовешь подозрения, – твёрдо заявила девушка.

– Почему? Все подумают, что я был настолько беден, что даже слуг не имел. И это правда, – возразил Иван.

– Слушайся меня, Иванушка! У тебя должен быть слуга, ты же дворянин, пусть и обнищавший!

– А вот ежели б пришло такое время, когда вообще ни слуг, ни господ… – Иван упал на спину и закинул руки за голову. – Как бы это было, а?

– Мне всё равно, – Пульхерия легла рядом на бок. – Лишь бы ты был рядом, ненаглядный мой! Неужели это правда, Ванечка? – с неожиданной тревогой сказала она. – Неужели мы будем счастливы наконец?

Иван повернулся к ней лицом:

– Пульхерия Ивановна, ангел вы мой на земле, не тревожьтесь понапрасну! – он ласково убрал разметавшиеся волосы с её лба. – Я с вами, и никакие силы теперь не смогут нас разлучить!

Девушка взяла его руку, несколько раз поцеловала в ладонь и прижалась щекой.

– Как же хорошо! – вздохнула она. – Неужели так бывает?!

Ваня придвинулся вплотную. Близость любимой пьянила его, заставляла терять голову. Он любовался её длинными полуопущенными ресницами, розовыми губками, приоткрывшимися в истоме, белым горлышком, на котором нервно пульсировала жилка, и, не стерпев, обхватил её рукой за шею, привлёк к себе и жадно накрыл трепещущие уста своими губами. Пульхерия застонала и подалась к нему. Ею всецело овладело желание отдаться своему суженому целиком и полностью, отдать всё, что только есть у неё, раствориться в его силе и мужественности.

– Ванечка, – прошептала она. – Желанный мой!

– Любушка моя ненаглядная! – жарко выдохнул он.

Но тут опять раздался стук в дверь. Влюблённые оторвались друг от друга и рассмеялись.

– Кто? – недовольно крикнул Иван.

– Пожалуйте обедать, барыня зовёт! – ответил звонкий голос.

– Идём! – парень откинулся на кровать и уставился на Пульхерию. – Нет, Пусенька, ей-богу, на конюшне спокойней было!

В великолепной столовой, также декорированной в стиле ампир, выдержанной в нежных оттенках зелёного и в белом цвете, обставленной мебелью из мастерской Генриха Гамбса – изящной и удобной, светлого дерева, на потолке – фрески и лепнина, стены в изобилии украшены пейзажами и натюрмортами, канделябры, сияющие столовые приборы, Ваня видимо заробел. Усадив Пульхерию Ивановну, встал за её спиной чуть справа и стоял, пока она не потянула его за руку и не заставила сесть.

– У вас как во дворце, Михаил Петрович, – смущённо сказал, пытаясь загладить свою оплошность. – У нас, в деревне, всё по-простому было, а тут я и не знаю, какие столовые приборы когда употреблять.

– Вы, голубчик, не обращайте внимания на весь этот блеск! – засмеялся граф. – Я тоже увалень деревенский, это Катюша всё этикетом интересуется, следует за модой. Давайте попросту, без церемоний! Ешьте, повара у нас знатные, это я вам честно говорю, лично из Петербурга выписал.

Ваня, взявший ложку и успевший зачерпнуть суп, при этих словах замер. Пульхерия, всей кожей чувствуя его состояние, понимая, как уязвляют его любые слова, напоминающие ему о рабском положении, положила ладонь на руку Вани и слегка сжала.

– Вы знаете, граф, а вот у меня тётушка, которая меня вырастила, очень любила сама готовить. Такие пирожки пекла – вкуснее я ничего не ела! И варенье варила крыжовенное, начиняя ягоды грецким орехом.

– Правда? – оживилась графиня. – Как интересно! Никогда сама не пробовала готовить, мне кажется, это очень сложно, да и руки… – она посмотрела на свои маленькие белые ручки с крохотными розовыми ноготками. – Даже не представляю, как это я сковородку возьму… Или тесто месить буду! – она засмеялась.

– Катишь, я полагаю, тебе не стоит и начинать, – глаза графа хитро блеснули.

– Почему это?! – удивилась графиня, не почувствовав никакого подвоха в словах мужа.

– Любимая, да я попросту жить хочу, а от твоей стряпни мне недолго останется! – Михаил Петрович подмигнул Ване и Пульхерии.

Графиня, не ожидавшая от мужа подобной выходки в свой адрес, задохнулась от обиды, граф же добродушно засмеялся, привлёк её к себе и поцеловал:

– Ну, душенька моя, не обижайся, я ведь пошутил!

– Вот как! – вспыхнула Екатерина Ильинична. – Значит, ты заранее уверен, что я не умею стряпать?! Нарочно, Мишель, вот нарочно приготовлю, и ты съешь!

– Конечно, съем, котёнок! Из твоих ручек я даже яд приму с радостью! – граф прижал жену покрепче. – Не дуйся, пожалуйста! Я глупец, прости меня!

Иван с Пульхерией переглянулись и тоже улыбнулись. Милое подтрунивание супругов было им в новинку.

– Вот видите, Пульхерия Ивановна, как ко мне относятся в моём доме?! – всё ещё возмущённо воскликнула графиня.

– Я вижу только, что граф очень вас любит, Екатерина Ильинична! – улыбнувшись, сказала девушка. – Уж простите ему эту невинную шалость!

– Невинную… – проворчала графиня. – Вы только посмотрите на его хитрый и довольный вид!