Жернова судьбы

За те несколько недель, что они жили у гостеприимных хозяев, она стала похожа на себя прежнюю – Пульхерию, которая была до замужества и не знала никаких несчастий. Лицо округлилось, щёки порозовели, разгладилась морщинка меж бровей, глаза блестели. Конечно, немалую роль играла и беременность, которая протекала спокойно и гладко, не принося, по крайней мере, пока никаких неудобств.

– Только не гневайтесь, – прошептала Даша.

– Да о чём же ты просить хочешь? Говори быстрее!

– Барин ваш, Иван Андреич, поёт хорошо, – начала служанка. – Да так хорошо, что ни в сказке сказать ни пером описать! Мы с девушками сколь разов слыхали, прям дух захватыват! Аки соловей! И грустно, и весело – всё у него выходит!

– Это так, – согласилась Пульхерия. – Иван Андреевич умеет радость душе принести, мне ли не знать! Так в чём просьба-то состоит, не пойму?

– Нынче у нас Масленичная неделя идёт, потом Великий пост зачнётся, веселиться-от нельзя будет. Барыня, не попросите ли барина, чтоб он у нас на посиделках спел?

Пульхерия резко обернулась к служанке:

– Ты… дерзкая какая! Чтоб барин на ваших посиделках пел? Что это ты выдумала?!

– Не гневайтесь, Пульхерия Ивановна! – Даша испугалась. – Простите меня, дуру бестолковую, не подумавши ляпнула! Уж так нам с девушками хотелось его послушать… наши-то парни как коряги все, ни сплясать, ни спеть не могут! А ваш-то суженый красавчик какой! Мы бы порадовались, на вас да на него глядючи… – девушка опустила голову. – Не сердитесь, барыня…

Пульхерия задумчиво посмотрела на служанку:

– Я не сержусь, просто… это как-то неожиданно всё… Я спрошу у Ивана Андреевича, но ничего не обещаю! А когда посиделки-то намечаете?

– В субботу перед Прощёным Воскресеньем. Днём-то все на гулянье пойдут, это уж как заведено, а вечером Михал Петрович девкам да парням разрешат посидеть маненько.

– Ладно, – Пульхерия отпустила её и призадумалась.

Она очень боялась, что крестьянское происхождение Вани каким-то образом даст о себе знать. Конечно, никто их не подозревал в обмане, но всё же следовало быть постоянно настороже, чтобы невзначай не выдать себя чем-либо: оговоркой какой или поступком… Не будет ли таковым являться участие в посиделках дворовых??

– Говоришь, девушки хотят послушать, как я пою? – усмехнулся Ваня.

– Да, соловьём тебя назвали, представь! А я боюсь… вдруг это как-то нам навредит в глазах графа и графини?

– Ну, душенька моя, граф с графиней и так знают, что мы с тобой дворяне, очень уж отличающиеся от обычных, по крайней мере, я – деревенский толстопятый увалень, вырос в глуши, почти без слуг, без состояния, вынужден работать, чтобы хлеб насущный добыть себе и своей жене. Согласись, уже это весьма нетривиально! – парень засмеялся.

– При всём при том ты утончённый, изящный, оооочень образованный, талантливый, – почти пропела Пульхерия, жарко глядя на него. – Ты красивый, умный, такой желанный… – она придвинулась вплотную, обвила его шею руками. – Мой…

– Твой, – Иван обхватил её за располневшую талию и прижался губами к её сладким устам. – Только твой, любушка моя! – шепнул, оторвавшись.

– Но если ты попробуешь мне изменить, – Пульхерия внезапно поменяла тон, сильно толкнула его в грудь, отчего он упал на кровать навзничь, и стремительно уселась на него верхом, причём оказалось, что быстроты движений она нисколько не утратила. – Если только попробуешь посмотреть на другую девушку, всё равно – дворянку или крепостную, то я… – она склонилась над Ваней, сколько позволил округлившийся живот. – Я… тебя… любезный друг…

– Что, душа моя? – прошептал он, восхищённый и порабощённый её гневной красотой.

– Придушу, не помилую! – Пульхерия схватила его за шею и попыталась сдавить. Ваня не сопротивлялся. Сил девушки надолго не достало – она разжала пальцы и со вздохом упала на грудь своего любимого. Иван бережно обнял её и погладил по голове:

– Да разве я хоть когда-нибудь посмотрю на другую? – тихо сказал. – Кто эта другая? Никто. Что она для меня? Ничто. Ты жизнь моя, судьба, луч солнца во тьме кромешной! Не печаль себя такими думами, Пусенька, пустое это! Даже слов таких нет, чтобы выразить, как я люблю тебя, – он покачал головой и замолчал.

Пульхерия приподнялась и затушила свечку.

Действительно, как и говорила Даша, в субботу вся семья собралась на Масленичные гуляния, которые устраивались для горожан на Ярмарочной площади, вмещавшей не одну сотню людей. Выйдя из кареты, они пошли в самый центр ураганного веселья и кого только здесь не увидели! Самый разный люд собрался для гуляния: от босяка до енотки, от малахая до кокарды, солдаты, старики, дети, крестьяне, господа, русские, инородцы – всех приняла в свои хлебосольные объятья «касаточка», «сахарные уста», «целовальница», «честная масленица», «веселая», «пеpепелочка», «пеpебуха», «объедуха», «ясочка» – такие названия дал Масленице русский народ, любя и почитая этот древнерусский сакральный праздник.